Яна Завацкая - Дороги. Часть первая.

И все же сердце грызет тоска. Но лучше забыть о ней. Ильгет смотрела на спокойные, веселые лица, все здесь (кроме Лири, сидящей со своими малышами) — Иволга, Гэсс и Данг, Ойланг, Иост, Мира, и новенькая в их отряде Аурелина, Арли, молодая еще девушка с большими серо-голубыми глазами, бывший пилот-транспортник. Держалась, впрочем, она по-свойски, свободно, не то, что Ильгет в первое время — все же Арли квиринка, эстарг, для нее такая компания в порядке вещей. Война ей непривычна, но вообще тревожная обстановка — очень даже.

Гэсс запел своим красивым баритоном.

Ой, не спеши ты нас хоронить,

А у нас еще здесь дела.

И весь отряд подхватил дружно:

У нас дома детей мал-мала,

Да и просто хотелось пожить...

Ильгет придвинулась ближе к Иволге. Может, завтра и не будет ничего. Совсем ничего. Может, завтра смерть. Бывает так, что и весь отряд выбьет во время акции, это до сих пор им относительно везло. Но только сегодня — хорошо. Давно уже научились жить настоящим моментом.

Ой, не спеши ты нам в спину стрелять.

А это никогда не поздно успеть.

А лучше дай нам дотанцевать,

А лучше дай нам песню допеть.

Хорошая песня, подумала Ильгет. Все как-то замолкли в растерянности, но Гэсс повел дальше.

Ой, не спеши ты нас не любить,

Да не считай победы по дням.

Если нам сегодня с тобой не прожить,

То кто же завтра полюбит тебя?

Допели. Потом Арли сказала.

— Странно... Прямо как будто мы на Квирине, верно?

Говорили на линкосе, не стесняясь хозяйки. Той, впрочем, было все равно, дослушав песню, она ушла в глубь дома.

— Ничего, — усмехнулся Гэсс, — завтра ты поймешь, что мы совсем на другой планете, гарантирую.

— Ну вот что, — Дэцин поднял голову, — хватит развлекаться... пора и о деле подумать.

— Босс придумал мысль, босс будет говорить, — театральным шепотом возгласил Гэсс. Дэцин метнул на него грозный взгляд. Гэсс картинно съежился, заискивающе улыбаясь и втягивая голову в плечи.

— Так вот, — не обращая внимания на шута горохового, заговорил Дэцин, — все группы свое задание помнят, так? Теперь по поводу Арниса. Восстание должно начаться вовремя, иначе мы горим. Раз связи нет, придется послать связного. И это будет... — он помолчал, обвел бойцов взглядом, — Ильгет.

Она взволнованно выпрямилась. По крайней мере, узнать, что с Арнисом... а может быть, и сражаться рядом с ним. Как это здорово все-таки...

Иволга тяжело вздохнула.

— Дэцин, ты меня убил, — сказала она прямо.

— Для укрепления твоей группы возьмешь Арли, — сказал Дэцин, — а тебе, Иост, и двоих хватит, мы тебе сократим задачу. А теперь — все... и никаких больше песенок под гитару. И предупреждаю, никаких шу-шу за полночь, вы не на Квирине, не расслабляйтесь, товарищи бойцы. Быстро спать. Это приказ, все поняли?

— Поняли, поняли, — проворчал Гэсс.

Прошло еще две ночи, а от Дэцина пока не было ни слуху, ни духу. Ничего, связной придет... обязательно. Кто бы это ни был...

Скоро уже избавление, думал Арнис, лежа без сна, вглядываясь в беспросветно темный свод над головой. Может быть, конечно, придется здесь и погибнуть, ну что ж, к этому мы готовы. А может быть, и возвращение — домой, на Квирин... к прекрасным белоснежным шпилям Святого Квиринуса... к маме... к ласковому морю... к Ильгет. Ну да, и к Ильгет тоже.

Но в любом случае я увижу солнце, подумал Арнис. Я обязательно увижу солнце. Пусть здешнее, визарское, но все равно... солнце, дневной свет. Небо.

Одна эта мысль наполняла сердце радостным волнением. Неужели весь этот кошмар скоро кончится? Сейчас Арнис мысленно оглядывался назад, и весь год, проведенный здесь, под землей, казался окрашенным в черно-серый блеклый цвет, и не полуголодное состояние было страшно, не тычки охраны и время от времени довольно жесткие наказания — ко всему этому Арнис привык, просто притерпелся уже, — самым жутким было вспоминать зиму, здешнее Мягкое Время, когда лежишь вот так на подстилке и думаешь, что ничего в мире не существует, ни Квирина, ни солнца, ни радости, и ДС никакой не существует, и войны нет, ничего, кроме этой сырости и черноты, беспросветности этой. И ты врешь своим людям, ты подбадриваешь их, подаешь надежду на избавление — а сам-то в это избавление давно уже не веришь. Все мрачно, все ужасно, и нет ничего впереди, кроме смерти, но и она вряд ли принесет спасение, потому что — нет надежды на спасение. В эти минуты Арнис не мог молиться, казалось, Бог оставил его навсегда, а раз так, то Он не примет душу бойца ДС и после смерти. Ну еще бы, грехов у Арниса хватает.

Он месяцами не мог молиться. Потом все же стал заставлять себя хотя бы просто встать вечером на колени и постоять так, повторяя бессмысленно «Господи.... Господи». Днем, по колено в вязкой жидкости, он работал, и каждое движение давалось с трудом, только страх перед ударом электрохлыста заставлял двигаться, точно так же, впрочем, чувствовали себя и другие кавуры. Проклятые зародыши высасывали жизненные силы у людей, заставляя умирать просто от упадка жизненных сил, от тоски.

Но теперь у Арниса все это прошло.

Он лежал и улыбался. Господи, говорил он, все хорошо (и Христос стоял рядом и тоже улыбался ему). Все хорошо, Господи, спасибо тебе. Я счастлив. Мне больше ничего не надо в жизни, только Ты будь вместе со мной. Только Тебе служить, как угодно, как Ты захочешь — больше мне ничего не нужно.

И не была бессмысленной и безумной его жизнь здесь, на фабрике. Все-таки он выполнил свой долг, и его товарищам придется гораздо меньше воевать с дэггерами. Здесь, на Ворраксе, дэггеров производят всего в двух местах. И еще он все-таки подготовил восстание.

Теперь-то это было совершенно ясно.

Ильгет, вдруг вспомнилось ему. Он так явственно видел перед собой лицо, милое узкое лицо, чуть смугловатое, золотистое, и сияние больших карих глаз, и даже черные точки, как родинки, беспощадно впечатанные на всю жизнь под глазами и на скулах пониже.

И теперь он все понимал, все знал про Ильгет и про себя. Он знал, что не было это никаким грехом, теперь уж — точно нет. Разве грех то, что она для него — как искра во тьме? Искру нельзя поцеловать, и она не женщина вообще. Просто золотистое маленькое пламя. Ему нет дела до мужа Ильгет, муж — это ее, личное, это Арниса никак не касается. Если придет нужда, он возьмет в ладони это пламя, он снова спасет Ильгет, закроет собой. Ему вдруг вспомнилось (Иволга как-то пела):

Можешь отнять покой,

Можешь махнуть рукой.

Можешь отдать долги,

Можешь любить других,

Можешь совсем уйти,

Только свети, свети...

Но это и все, он ей не муж и вообще не мужчина. И никогда не было иначе. Так что все хорошо — ну а то, что он выделяет ее из тысяч, так это не грех.