Яна Завацкая - Дороги. Часть вторая.

На Квирине в 60 лет люди еще летают. Это не возраст. Часто гибнут молодые по статистике, потом, после некоего возрастного порога, почему-то эстаргов выживает больше. Может быть, становятся осторожнее, просто опытнее? А уж если посчастливится дожить до 60-70 лет — тебе обеспечена не просто спокойная и долгая, но и вполне активная старость. Трудно определить на вид, 100 лет человеку или еще только 55. Геронтология позволяет продлить активную счастливую жизнь до 100 и даже до 120 лет. Ну конечно, после 70 в Космосе работать невозможно. Но активный спорт, туризм, просто полеты на безопасные планеты в качестве пассажира — да сколько угодно.

А ведь Дэцину уже 63, подумал Арнис. И то не все это знают. Он так тщательно скрывает все, что касается собственной жизни. Хотя здесь-то уж какие секреты? Кстати, Дэцин был единственным из знакомых, кто ничего не рассказал Арнису о своих контактах с сагоном.

Дэцин поймал взгляд Арниса и молча подмигнул. Арнис улыбнулся.

Командир сидел на камушке, рассеянно глядя на воду бурлящего под ногами ручья. Как всегда, очень прямо сидел, сухой, тощий, невероятно ловкий. Темные глаза энергично блестят. Арнис присел на соседний валун.

Дети кричали там, на полянке, и там где-то Ильгет сидела с Мари и малышом на травке, тихо разговаривая. Арнис не хотел мешать. Хотя, наверное, и не помешал бы. Остальные бойцы затеяли игру в пИлу, и мяч летал, свистя в воздухе, как ядро визарской древней пушки... из детей бы не задели никого, а то ведь зашибут.

Хорошо было сидеть с Дэцином и молчать. Даже лучше — не говорить ничего. Потому что все ясно, и все, что можно сказать — лишь ухудшит ситуацию.

Дэцин наклонился к ручью, высматривая что-то в воде. Опустил туда ладонь.

— Мальки, — сказал он, глянув на Арниса, — резвятся.

Арнис кивнул. Ему вдруг захотелось до смерти сказать Дэцину что-нибудь очень хорошее. Ласковое. Но как скажешь — и что?

Почему мы все так не любим его? Друг друга — да, любим. Все мы как братья и сестры. А вот Дэцину не скажешь — брат. Он всегда держится отстраненно. Он никогда нас не подводил, его приказы разумны, его не в чем упрекнуть... За что же его так все не любят?

Не так. Не то, чтобы к нему плохо относились. Просто... Арнис поискал слово... он нам как чужой.

Но у него ведь никого нет кроме нас. Нет семьи... Был, вроде, друг, но что-то давно уже его не видно. В последний раз Дэцина никто и не встречал с акции. Получается, он один совсем.

Но все попытки поговорить с ним откровенно, приблизиться — натыкаются на вежливое, холодное молчание и односложные ответы. Неужели ему и не нужен никто? Что же он, машина — просто боевая идеальная машина, отличный тактический циллос — и простое человеческое тепло ему не нужно? Или нужно, но он просто не умеет... такое ведь тоже может быть? Не умеет быть рядом, не умеет дружить. А может, мы все слишком молоды для него, даже Марцелл моложе на 15 лет.

А ведь он, пожалуй, самый странный из всех моих знакомых, подумал Арнис. Это как-то не бросается в глаза. Об этом не задумываешься. Но вот как подумаешь... Очень странно становится.

— Как твоя работа? — вдруг спросил Дэцин. И Арнис понял, что ждал все это время подсознательно — когда дектор заговорит первым.

— Дэцин, — сказал Арнис, — ты знал, что сагоны занимаются прогрессорством?

Он взглянул на командира в упор. Тот покачал головой.

— Предположения такие были. Тебе удалось это доказать?

— Пока нет. Но очень похоже на правду.

— Я читал твой отчет, — мягко сказал Дэцин.

— Я понимаю, что ты читал.

Арнис помолчал. Потом спросил.

— А что, если это довести до сведения всех... Ты думаешь, наши потери резко увеличатся? Ну да, от такого трудно отказаться. Самому стать сверхчеловеком...

— Но ты же отказался? — заметил Дэцин.

— Но это очень трудно обосновать. Понимаешь... Да, поначалу кажется, что легко. Как это — пожертвовать целым человеческим миром? Своей родиной, друзьями, родными, детьми? Да вообще... всей нашей историей, цивилизациями, культурами. Ведь все это превратится в ничто. А потом... — Арнис вздохнул, — потом понимаешь, что все это — и есть ничто.

Он посмотрел вокруг.

— Я люблю все это... люблю детей, ручьи вот эти, собак, море, небо. Дом свой люблю. Ильгет. Я очень, очень люблю эту жизнь. Каждый ее миг. Людей люблю. Но прав ли я в этом? Ведь все это преходяще, все — лишь на мгновение, а любить нужно — жизнь вечную. А то, что предлагает сагон... он ведь многое не в словах сказал, я только сейчас понимаю... пока неясное, но восхождение вверх. Не застой, но эволюция. Не просто мольбы к Богу, но реальное приближение к Нему. Вхождение в мир духовный. Ведь Дэцин, Бог нам тоже не обещает сохранения вот этого, бренного...

— Ну не совсем так. Будет воскресение во плоти, будет новое небо и новая земля, — возразил Дэцин.

— Да, но новое! Может быть, я слишком привязан к этим, земным благам?

— Арнис... ты с отцом Маркусом говорил? — встревоженно спросил Дэцин. Арнис вздохнул.

Вот потому с Дэцином и невозможна никакая близость. Только начни с ним говорить по душам — сразу отправляет к психологу или священнику. Лечись иди, дорогой!

— Говорил?

— Нет. Об этом — нет. Но ведь это секретная информация.

— Да, — Дэцин кивнул, — тут ты прав. Пожалуй, лучше не говори, а то неизбежно придется объяснять, в чем дело. Так вот, то, что ты несешь, дорогой — это ересь. Это я тебе на правах обычного мирянина тоже могу сказать. Какое восхождение к Богу? Через развитие парапсихологических способностей? Через контактирование с тонким миром? Знаешь, к кому такое восхождение может быть? Какой тогда был смысл в воплощении Христа, в распятии... В Искуплении наших грехов? Если можно просто, так сказать, развиваться и достичь якобы Бога — без всякого Искупления? Без Христа вообще?

— Да я понимаю все, Дэцин! — застонал Арнис, — в том-то для меня и проблема — верить Церкви или...

— Верить сагону, — закончил Дэцин. Он вдруг подошел к Арнису и положил руку ему на плечо.

— Арнис... пойми, — неожиданно мягко сказал он, — сагоны не с Богом. Они отвергли Бога. Вспомни только историю Кьюрин... вспомни! Что удержало ее? А что удержало Ильгет — почему она смогла выдержать то, что выдержать невозможно? Блоки все эти... мы же знаем, что это ерунда. Бог и только Бог нас спасает все время. А сагоны — они даже понять этого не могут. Ну что нас удерживает, почему 700 лет мы можем сопротивляться такой превосходящей силе и надеемся уцелеть и дальше? Что — если не чудо? Когда сагоны говорят о Боге... ты попробуй эти случаи просмотреть. Я тебе скажу заранее, что ты увидишь... Они либо говорят о безличном Начале, сотворившем мир — то есть как бы и не Бог, а так, Идея какая-то. Либо говорят со страхом о ком-то, кто внушает им ужас — но они не знают, кто это, и не понимают. Хотя и витают в духовных сферах. Поэтому выбор у тебя — не Церковь и сагоны, а Бог и сагоны...