Сергей Снегов - Кольцо обратного времени

Сознание конца породило последнюю попытку восстать против Жестоких богов. Жестокие подавили аранов. Корабли гибли на стапелях — нарушалась синхронизация двигателей, каждый работал в своем времени. Разновремённость поражала и рабочих, они путали приказы и операции, не было случая, чтобы команды одинаково воспринимались и выполнялись одновременно. «Жестокие боги среди нас! Жестокие боги в нас!» — кричали рабочие, разбегаясь. На слабеющее, редеющее общество аранов обрушились электрические бури. Раньше араны свободно поглощали электроэнергию, она их пища, их язык, их способ мыслить — пищи стало слишком много, она породила электрические ураганы: стала свирепствовать грозная Мать-Накопительница молний.

Тогда и возникло движение ускорителей конца. Лучше ужасный конец, чем ужас без конца! — таков их надрывный символ веры. Публичные праздничные самосожжения — вот картина общественной жизни. Энергетические ресурсы Отца-Аккумулятора, единственный источник существования, используют для самоистребления. Животворитель превратился в терзателя.

— Мы, отрицатели, малочисленны, — закончил Оан. — Но мы верим, что можно отвратить гибель. Выкрав сохранившийся звездолет, я и мои друзья решили проверить, возможно ли бегство в наше прошлое через поворот в будущее. Мы хотели замкнуть кольцо времени, но будущее не удержало нас, мы не повернули плавно в прошлое. Я не знаю, кто вы, пришельцы. Но вы спасли меня, вы добры, я читаю это в клетках вашего мозга. Помогите бедствующим! Оградите нас, вызволите нас!

На этом он замолчал. Впоследствии мы узнали, что в нем истощился запас электрической энергии. Нужно было время, чтобы клетки внутреннего аккумулятора накопили новый запас. Тогда нам показалось, что он попросту устал от наших расспросов и своих разъяснений. Впрочем, все существенное стало известно.

Ромеро сказал, что звездному страннику надо отдохнуть. Лаборатория опустела. Я хотел поговорить с Эллоном и пригласил его к себе. Эллон так не любит покидать лабораторию, что согласился без охоты.

Наша с Мэри квартирка состоит из двух комнат, спальни и гостиной. В гостиной — мы с Мэри называем её моей комнатой — всю торцевую стену занимает звездный экран, он, конечно, меньше смонтированных в командирском и обсервационном залах, но я выговорил себе привилегию квартирного экрана, чтобы была возможность размышлять над звездами в одиночестве. Эллон неуклюже уселся в кресло. Демиурги не любят сидеть. Им вольно лишь там, где можно широко попрыгать из угла в угол, в моей маленькой комнате не расшагаешься.

— Эллон, — сказал я, — мне не нравится, что Оан свободно читает наши мысли и без всякого усилия усвоил все наши языки. Ведь он с тобой разговаривал не на нашем, человеческом?

— Нет, конечно. Он отлично владеет языком демиургов. В частности, диалект средних планет Семьдесят девятой звезды Персея, на котором я разговаривал в детстве, ему прекрасно знаком, мне было приятно услышать эту малораспространенную речь. С Орланом, адмирал, я разговариваю на государственном языке демиургов, Орлан просто не понял бы меня, если бы я обратился к нему на своём родном диалекте.

— Орлан не понял бы языка, бытующего в его народе, а звездный чужак, ни разу никого из нас не видевший, мгновенно, без всяких усилий не обучаясь, заговорил на незнакомых ему языках, и по крайней мере на пяти-шести одновременно.

— Тебя это удивляет, адмирал?

— Меня это пугает, Эллон. Я не понимаю, откуда берется такая мощь интеллекта.

— Предположи, что мы встретились с высшим разумом, Эли. В том смысле, что разум этот по развитию много выше нашего.

Я недоверчиво усмехнулся.

— Высший разум — и деградирующее существование? Пронзительный интеллект — и примитивные суеверия? Или на твоем языке средних планет Семьдесят девятой звезды Персея пришелец не говорил о Жестоких богах, о зловредном Отце-Аккумуляторе, о какой-то злобной Матери-Накопительнице молний?

— Противоречие есть, — согласился Эллон. — Противоречие неравнозначно невероятности и не свидетельствует о немыслимости. Чего ты хочешь от меня, адмирал?

— Нельзя ли снабдить нас экранами, которые воспрепятствовали бы Оану читать наши мысли. У нас на Земле, попытка проникнуть в чужие мысли считается предосудительной. Даже наши дешифраторы снабжены ограничителями, не позволяющими проникать в мысли без согласия самого мыслящего. Лишь во время поиска ограничители снимаются.

Эллон крутанул свою голову на гибкой шее на добрых сто восемьдесят градусов. У демиургов такое вращение соответствует нашему легкому отрицательному жесту.

— Не думаю, чтобы такой экран удался, адмирал. И не уверен, что лабораторию нужно отвлекать на подобные пустяковые разработки. У нас не завершены работы по обеспечению безопасности кораблей от неожиданного фотонного и ротонного нападения, надо усовершенствовать и защитные гравитационные улитки… Могу порекомендовать одно: контролируйте свои мысли, адмирал Эли. Того, чего вы не пропустите в свой мозг, и звездный паук-скиталец не обнаружит в мозгу. Это же так просто, адмирал!

Это было совсем не так просто, как оно представлялось Эллону. Люди далеко не столь властны над своими эмоциями и мыслями, как демиурги. Нами порой командуют неконтролируемые чувства, мысли возникают непроизвольно — явление, очень редкое у демиургов или галактов. Я не стал спорить. Все демиурги упрямы, Эллон в этом отношении двойной демиург. Он просто не мог бы сделать, чего не захотел бы делать. Я встал.

— Минутку, адмирал, — сказал Эллон. — Ты мне задавал вопросы, теперь я задам тебе. Звездный паук попросил помощи. Мы предоставим арану помощь?

— Разве у тебя имеются сомнения, Эллон?

— Сомнений нет, а непонимание есть. Я не уверен, что нужно оказывать помощь всякому, кто ее просит. Я бы посмотрел, заслуживает ли помощи просящий о ней.

— Боюсь, экипажи звездолетов с тобой не согласятся, — холодно ответил я. — Я говорю в первую очередь о людях, но и не только о них. Мы считаем своим долгом помогать просящим о помощи. Тебя удивляет такая позиция людей, Эллон?

— Удивляет. Вы очень гибки, когда дело идёт об овладении силами природы. Вы разносторонни как инженеры и конструкторы. Но вы каменеете, чуть коснется чего-либо, связанного с нравственностью. Ваша мораль прямолинейна, жестка, не признает отклонений и уступок. Вы усложняете сами своё общение с другими цивилизациями.

— Мы гордимся тем, что не ищем легких путей, Эллон! В вопросах нравственности мы прямолинейны и негибки, ты прав, но это наше достоинство, а не недостаток! Мы гордимся своей негибкостью в вопросах добра и зла, уважаемый мой Эллон.

Демиург ушел. Меня вызвал Олег и сообщил, что сведения, полученные от Оана, надо обсудить с экипажами всех звездолетов. На стереособрании эскадры я так изложил свое понимание событий: