Роман Никитин - Проблема всей жизни

— Так что, в общем, у меня тут только половина дома, — сказал летчик, проходя на кухню. — Вторая у каких-то удальцов из местных. Пару раз наезжали, требовали продать остальное. Поломал одному ребра, другому челюсть развернул — отстали. Ну а потом я в Хабару отбыл. Мож и подвозили подкрепление, да только дулю им в зад, а не дом! Ты чай или кофе?

Я уселся на скрипучий деревянный стул, положил руки на клеенчатую скатерть. С пятнышками не отмытой то ли заварки, то ли еще чего. По центру пара проплешин от сигаретных окурков. Видать, стояла пепельница. Да, вон и след-вмятина видна.

— Чайку, пожалуй, — сказал я. — А ты что, куришь, что ли?

— Шо? А, нет. Это супруга дымит. Дымила, то есть. Я, двенадцать лет обещаниями бросить кормился. Сейчас даже рад, что развелись. Надоел этот смрад табачный, спасу нет. Кружки в серванте достань, а?

Я поднялся и подошел к старенькому серванту. Тоже цельнодеревянному, я даже не представлял, сколько ему лет. Антиквариат какой-то!

Открыл створку, нашел целую роту "железнодорожных" стаканов — стеклянные, круглые, в металлических подстаканниках. Сейчас таких уже не делают.

— Знаешь, — я выставил посуду на стол и повернулся к летчику, тот шуровал с заварным чайником. — Ты ведь мог бы всю местную обстановку вместе с половиной дома действительно так загнать, что до конца жизни хватило бы.

— Да на кой мне это бабло-то? — отозвался Борода. — Ну, заимею стопяцот мильенов, и что? Куда их девать? Детей нет, родственников тоже. Покупать шмотки-тряпки? Машину японскую? Да скучно, блин. Вон, с ребятами шутки ради дискарями с твоими похождениями поторговать — это да, это весело и денежно. Опять же, есть что вспомнить, барыш пропивая. А так, с некстати завалиться купюрами и швырять их налево-направо? Да ну…Не мое это. Ты с сахаром? Звиняй, сливок нету. Завтра в магаз скатаю, у меня тут табуретка в сарайчике стояла, если не сперли еще.

— Мне, мне с сахаром! — закричала Тьянь, вбегая в кухню. — И неважно вообще что именно, я сладкое и так люблю. Слушай, летчик, у тебя тут так здорово! Столько дерева, ужас просто! И оно все живое, хотя и мертвое… Ну, в общем, ты не поймешь! Но оно все говорит, и дом весь, и в общем… Короче, круто! Ой, что это?

Проблема заметила три стакана по центру стола и ткнула в них пальцем.

— Это что за емкости?

— Это российский церемониальный набор посуды, девочка, — улыбнулся Борода. — Называется жэдэтреньк.

— Жэдэ что? Жедэпрень? Это как переводится? Уо пу тхай минпай… В смысле, не очень понимаю.

— Виталий шутит, — объяснил я. — Исторически такие чашки с подставочками использовались в железнодорожных вагонах. Жэ-дэ — сокращение от железной дороги. Ну а треньк — это треньк.

Я стукнул пальцем по стакану, он отозвался ностальгическим "треньк".

— А, поняла! — сказала Тьянь и засмеялась. — Треньк — это звук, да? Шэн? Здорово! А что из этого тренька пьют?

— Хун ча, — сказал я на китайском, раз уж девушку потянуло на родную речь.

— Что, из таких здоровых чашек — пить чай? Дикость какая-то.

— Не дикость, а признак интеллигентного русского человека! — наставительно произнес Борода и снял чайник с конфорки.

Газовой! Мне страшно стало от мысли, что у нас еще где-то природный газ используют для разогрева пищи.

— Так, а ну-ка расселись за столом! Еды, понятно дело, в доме нет, но был запас пряников. Вроде как засохнуть не должны, в упаковке. Будем пить эту вашу китайскую хунчу из русских жэдэтреньков с тульскими пряниками.

— Кирилл, шэнмэ шы "тульскими"? — спросила Тьянь в полголоса, устраиваясь за столом. Борода разливал "хунчу", и тревожить его в этом ритуале китаянка не рискнула.

— Из города Тула, — пояснил я. — Традиционное российское лакомство когда-то. Сейчас где их только не делают, даже амеры открыли у себя производство по лицензии.

— Да, но! — Борода услышал и оторвался от ритуала. — Только в России тульские пряники сохранили свой национальный колорит! За бугром — подделка. Дешевая конвейерная подделка из сои. Кароч, разбирай стаканы, братва! Выпьем хунчи за наше совершенно случайное знакомство!

И вскрыл упаковку пряника. Настоящего, с ладонь взрослого мужчины величиной. По кухне разнесся на половину забытый уже мною чуть пряный аромат кондитерской выделки.

— Прозит! — задорно крикнул я и подвинул стаканы к нам с Проблемой. Сама Тьянь ничего не сказала. Смотрела на парящий кипятком напиток, глаза полны ужаса.

Первым улыбнулся Борода.

— Девочка, да не надо его залпом! Русские, конечно, психи, но не настолько, чтобы жечь горло. Для этого есть другой национальный русский напиток, но его пьют холодным.

— А… А как надо? — хорошо еще, Тьянь не спросила, как можно обжечь горло холодным напитком. А то бы Борода развел лекцию на полчаса.

— Вот так, — сказал я, и шумно подул поверх стакана, сдувая пар.

Тьянь улыбнулась, улыбка переросла в заливистый смех. Девушка надула щеки, и с силой подула, расплескав по клеенке треть стакана. Тут уже не выдержали и заржали мы с летчиком.

Вот такой мне Тьянь нравилась больше всех китаянок на свете. Да что там китаянок, вообще больше всех!

***

— Нет, монсеньор Берг, сигналов с их компьютера не было.

— Хорошо, Чинтано, держи меня в курсе, — сказал Данте. — Как что услышишь, немедленно звони. Слышишь, немедленно. В любое время суток.

— Да, монсеньор, обязательно, — заверил итальянец и отключился.

Данте сел на кровати, уронил голову на грудь. Тревога оказалась ложной, оперативник звонил не по делу этой парочки. Точнее, уже троицы. Время половина десятого по Женеве, еще не поздно. Но Данте так набегался за этот день, что вернулся в апартаменты и вырубился, не раздеваясь.

Итак, Тьянь Хевенс. Впрочем, имя и фамилия наверняка липовые. Хевенс, понимаешь ли. Это издевательство над церковью, что ли? Данте должен поверить, что она с неба только на основании ее фамилии? Кстати, узнать бы еще, что значит имя. Не удивительно, если что-нибудь из той же оперы.

Родилась двенадцать лет назад. Сейчас выглядит в два раза старше. Стареет в два раза быстрее человека? Возможно. Побочный эффект генетических экспериментов, вполне можно допустить.

Может уходить за Грань, в кратные миры. Совершенно точно ей подвластна одна вторая, куда ход лишь избранным иерархам "Непсис". Сам Данте был в этом странном мире дважды, оба раза приходил в себя с неделю. Кардинал Александр по слухам, добирался до одной восьмой. Чудом откачали, сам глава Коллегии рассказывать об этом не любил. Сказал, что одна восьмая совершенно непригодна для жизни человека, и как он оттуда выбрался — одному богу известно.

Кирилл Уайт. Тридцать шесть лет. В недавнем прошлом контрабандист-курьер, работал на Церковь, возил "батарейки" — энергетические капсулы с вытяжкой Инферно. На этом "топливе" работают все инфернальные разработки "Непсис". До работы на Церковь служил летчиком береговой авиации, летал на вертолетах, самых разных. Отличный пилот, но морально сломленный. После увольнения четыре года назад крепко запил, не спился только благодаря другу по училищу — Владимиру Потанину. Тот устроил его курьером в "Непсис".