Генри Олди - Дитя Ойкумены

– К чему вы клоните?

– Вы уже поняли, к чему. Патология, капитан. Предмет этой науки – болезнь. Ее причины, закономерности развития, течение и исход. К примеру, у меня и в учетной карточке, и в удостоверении личности записано: «телепат». Это значит, что я неизлечимо болен.

Гюйс лгал. Собственно, он лгал во второй раз: сначала – попрыгунье Агнессе, когда отрекомендовался телепактом , и вот теперь – ван Фрассену. На деле в его удостоверении стояло: «синпат». Но вдаваться в классификационные тонкости при капитане? Нет, ни к чему. Еще решит, что собеседник из вредности хочет его запутать.

– Вы хотите сказать, что Регина больна?

От волнения рука капитана дрогнула. Льдинки прозвенели, шевельнувшись в темно-красной глубине. Ван Фрассен смутился, как если бы невпопад ударил в колокол. Уже лучше, отметил Гюйс. Враждебность уходит. На всякий случай он укрепил пси-блок, хотя в этом не было нужды. Если доблестный корвет-капитан решит, что Гюйс тайком копается у него в мозгах – беседа закончится скандалом в кабинете директора.

– Да. Она больна, как я. Как другие учащиеся «Лебедя». Как знаменитый режиссер Монтелье. Как Белла Кнаух, офицер-координатор истребителя «Ловкач», без которой ВКС Ларгитаса проиграли бы битву при Траббане. Как жертвы погромов на Мондонге и Тире, где по ложному обвинению было вырезано больше семидесяти несчастных – таких, как я и ваша дочь. Плюс три сотни членов их семей.

– Что же делать? – тихо спросил капитан.

– Вот теперь вы начинаете понимать меня, – шницель остыл, но Гюйс не спешил приняться за еду. Пауза играла против него. Зато вид еды на столе способствовал переводу беседы в мирное русло. – Добавлю, что талант – тоже патология. Отклонение от нормы. Регине надо научиться жить со своим талантом. Уживаться с ним без лишних проблем. И заново адаптироваться к обществу, состоящему из миллиардов норм. Вспомните, что младенцем она без стеснения ходила под себя. Вы сперва приобретали для дочери подгузники-утилизаторы, но мало-помалу приучили ее к туалету. Сейчас она чудесно обходится без подгузников. Я прав?

– Не знаю.

– Чего именно вы не знаете? – изумился Гюйс.

На миг пришло видение: Регина до сих пор носит подгузники.

– Я редко бываю дома, – пояснил ван Фрассен. – Служба ревнива. Наверное, я плохой отец. Я мало что знаю о ежедневных детских мелочах. Мы играли, это да. Я возил ее в Парк Сказок. На природу. В санаторий, к морю. Но подгузники… Когда она впервые попросилась на горшок, я был на маневрах. Или перегонял «Громобой» к новому месту дислокации. Как мне сказать ей, что мы не поедем в зоопарк?

Гюйс пододвинул шницель и отрезал кусочек. Гневный вояка превратился в удрученного отца, и это было неожиданно. Если ты настроился на долгую и продолжительную схватку… Он не сделает карьеры, думал Гюйс. Слишком тонкая натура.

– Я помогу вам. Регине надо привыкать к тому, что в ее жизнь вторглась уйма ограничений. Чем раньше она смирится, тем лучше. Вернее, безопасней. Вам еще очень повезло. Инцидент в детском саду мог закончиться трагедией.

– Трагедия? – вояка вернулся и прищурился с насмешкой. – Вы преувеличиваете.

– Ничуть.

– Она – ребенок!

– И тем не менее. Я бы мог рассказать вам, чем кончаются такие детские шалости. Но это займет слишком много времени.

– А вы покажите, – предложил капитан.

– В каком смысле?

– Вы же телепат. Создайте образ негативных последствий и транслируйте его мне прямо в голову. Это получится быстрее?

– Гораздо. Но мне требуется ваше разрешение.

– Письменное? Я готов.

– Достаточно устного. Наш разговор фиксируется. Не обижайтесь, весь интернат на контроле. Собранный материал используется при «разборе полетов». Общение с родителями – не самая бесконфликтная часть нашей работы. Итак, вы согласны?

– Да.

Роттенбургская служба новостей:

«Трагедией закончился день в детском саду „Солнышко“. В результате захвата средней группы воспитанников телепатом-подавителем Региной ван Фрассен шестеро детей госпитализировано с нарушениями психики разной степени тяжести. Еще двое находятся в реабилитационном медцентре № 12 в состоянии крайнего физического истощения. Врачи говорят, что их жизнь вне опасности, хотя в обоих случаях возникла необходимость питательной капсуляции. К сожалению, мы не можем сказать ничего утешительного о тех несчастных, которые проходят курс лечения в пси-реанимации. По неподтвержденным сведениям, один из них, а именно Николас Зоммерфельд, сын советника Зоммерфельда, введен в состояние медикаментозной комы.

Завтра на Окружном кладбище состоятся похороны Элизы Солингер, воспитательницы „Солнышка“. Не сумев вовремя опознать захват, Солингер вопреки инструкциям вмешалась в „черную свадьбу“, как успели прозвать инцидент в Роттенбурге. Итогом действий воспитательницы стал конфликтный кризис ситуации. Для покойной госпожи Солингер, согласно заключению экспертов, это привело к острому инфаркту головного мозга с кровоизлиянием в зону инфаркта и желудочки мозга.

Графиня ван Фрассен утверждает, что ранее не наблюдала у дочери способностей…»

Репортаж с места происшествия на гиперканале «Интер»:

Из ворот детского сада выводят измученных детей. Дети улыбаются. Временами они начинают танцевать. Гертруда Шпильман, толстая девочка с косой до пояса, оживленно рассказывает о чем-то матери. На лице матери – ужас. Идущий за ними Фердинанд Гюйс несет на руках Николаса Зоммерфельда. Мальчик без сознания. По лицу Гюйса текут крупные капли пота. Видно, что причиной тому – не тяжесть ребенка. Временами губы мужчины шевелятся, словно он шепчет слова утешения. Мальчик на его руках вздрагивает, как от удара тока, но в сознание не приходит.

«Как уверяет нас Якоб Трессау, маркиз пси-хирургии, – сообщает репортер новостной группы, – предварительный осмотр позволяет констатировать наличие у двоих детей личностной злокачественной опухоли. Нам повезло, говорит Трессау, что диагноз вынесен на ранней стадии заболевания. Опухоли такого рода вполне операбельны, в особенности у детей. Метастазы, которые они дают в сектора базовой личности…»

«У тебя нет сестры!» – кричит мать Гертруды Шпильман. У женщины начинается истерика. Она хватает дочь за руку, не сдержавшись, бьет по лицу. «Нет! Нет! Никакой двоюродной сестры! Никакой свадьбы! Очнись!» Гертруда улыбается. На насилие она не реагирует. «Что ты, мама… ты просто забыла… мы женились на корабле, я держала ей фату…» Мать уводят подоспевшие медики, делая ей по дороге инъекцию успокоительного. Один из врачей остается с девочкой. «Я держала фату, – повторяет девочка. – Я взрослая. Я очень-очень взрослая.» Врач кивает, не споря. «Это просто мама забыла, – извиняющимся тоном добавляет девочка. – Она у меня вечно что-то забывает. А я всё помню… я вот ни настолечко не забываю…»