Вячеслав Васильев - Сфера влияния

Белецкий и его товарищи ожидали, что пробудут на Станции шесть дней — именно такой интервал был между отправками в космос из наземной учебки. Однако шесть дней прошли, но ИскИн станции и не заикался об окончании обучения и отправке контрабордажных групп по местам службы. Прошёл ещё один день… А потом ещё… И только тогда к вечеру ИскИн объявил, что следующий, девятый день пребывания на станции будет последним.

Карлаш не удержался, и поинтересовался у "духа Станции", почему не видно следующей партии штрафников, которая должна была прибыть ещё позавчера? Тот улыбнулся, и ответил, что эта партия позавчера и прибыла. Станция большая, и разбита на закрытые сектора, обитатели которых не пересекаются друг с другом.

— Кстати, — покачал головой аватар ИскИна, — в этой партии погибло три человека. Лежат теперь в лазарете своего сектора…

Александр воспользовался моментом, и задал вопрос, уже обсуждавшийся сослуживцами в один из вечеров перед отбоем?

— А те, что погибают внизу, тоже оживляются?

— Не владею информацией, — развёл руками фантом, — Это здесь я царь и бог. А за пределами Станции… Но, честно говоря, не думаю, что там возятся с трупами. Внизу — предварительная обработка и отбраковка, здесь — закалка и шлифовка. Здесь все уже прошли предварительный отбор и обучение, и терять их, то есть вас, без толку, нерационально. Кстати, — фантом трансформировался в прапорщика Шелехова, и "глянул" на "хронометр", — Перед ужином все на "выпускной" медосмотр.

"Выпускной" медосмотр ничем не отличался от пройденного на Земле "впускного". Разве что в лазарете, где были установлены автодиагносты, в отличие от санчасти штрафбата, не было ни единой живой души из обслуживающего персонала. Бойцы быстро прошли все положенные тесты, и отправились на ужин, после которого разошлись по каютам.

Вечером Егор занялся блоком питания для своей антикварной шпаги. Сразу по прибытию на Станцию девайс был размещён в находившемся у изголовья его кровати пустующем сейфе для шпаги штатной. Настоящих шпаг всё равно не у кого не было, а зарядное устройство в сейфе имелось. Так что оставалось только присобачить к нему переходник, и продолжить зарядку. Что и было сделано. Но несмотря на постоянно увеличивающиеся показатели счётчика прошедшей через зарядное устройство энергии, жёлтый сигнал, означающий минимальный рабочий уровень, так и не загорелся, так что сейчас Белецкий отключил устройство от сети, и снова упаковал блок с переходником в чемодан, дабы не забыть случайно при отлёте.

Чемодан уже был закрыт, когда входная дверь жилого отсека отъехала в сторону, и в неё вошёл "призрак Станции". По каким-то одному ему известным причинам ИскИн не захотел визуализироваться прямо в помещении. Фантом не стал отходить далеко от дверей, а сразу с порога заявил:

— Господа, я пришёл, чтобы сообщить вам пренеприятнейшее известие.

— К нам едет ревизор? — блеснул познаниями древнего искусства Похмелов, чьё настроение в последнее время значительно улучшилась.

— Хуже, — нахмурился "капитан Косолапов". Ваш командир по результатам медосмотра остаётся на Станции для лечения, — фантом повернулся к Ольге: Передавайте командование фон Стиглицу и следуйте в лазарет. Ольга нахмурилась:

— А нельзя ли совместить лечение с прохождением службы?

— Если бы было можно — совместили бы, — отрезал Искин, — Вот диагноз, — и "испарился".

— Ольга осталась сидеть на своей койке с потерянным выражением лица. Все тактично молчали. Диагноз — это личная и врачебная тайна, и, кроме врача и пациента, знать его никому не полагается. Если, конечно, пациент сам не поделится информацией.

— Рак, — глухо произнесла Ольга, глядя прямо перед собой.

— Ну и что? — удивился со своей койки Похмелов, — Ничего страшного. Тяжелее, чем первая стадия, при нашем-то имперском обязательном полном медосмотре раз в полгода, быть не может. А первая стадия лечится за месяц. Точнее: две недели — лечение, две недели — карантин. Вот моя бабушка…

— Я знаю, что это не смертельно и безопасно, — перебила его Ольга, — Но я задерживаюсь здесь на целый месяц!

Бывший интендант пожал плечами. Сам бы он с удовольствием задержался на безопасной базе на месяцок — другой, и решительно не понимал, что не устраивает в таком раскладе их командира.

— Моя бабушка служила в Армии. Дослужилась до полковника, — объявила Ржевская. Теперь пожать плечами захотелось Белецкому. Если госпоже Ржевской не дают покоя лавры бабушки, то она беспокоится совершенно напрасно. В её годы ("кстати, интересно, а сколько же ей всё-таки лет?" — подумал Егор) она уже майор. То есть, пока ефрейтор, но после того, как выйдет из штрафбата (а в том, что уж кто-кто, а их командир в штрафбате долго не задержится, никто в группе не сомневался), будет восстановлена в звании, и при такой энергии и целеустремлённости вполне может дослужиться и до генерала.

— Моя мама дослужилась до генерал-майора, — продолжала потомственная воительница ("Да! Чтобы переплюнуть маму, этой честолюбивой дамочке придётся стать маршалом!" — мысленно воскликнул Егор), — Я с детства мечтала пойти по их стопам. Я родила первого ребёнка с помощью искусственного оплодотворения, как только этого позволил закон. Я родила точно так же ещё двоих с минимальными интервалами, и подала документы в военное училище. Я училась на отлично, и майорские погоны на службе тоже получила не за красивые глаза. Я попала сюда… Ладно. Можно сказать, мне и здесь повезло. Из вас может получиться хорошая и сбалансированная группа… Я вам раньше не говорила, чтобы вы не расслаблялись, — грустно улыбнулась она своим уже бывшим подчинённым, привыкшим слышать от неё совершенно противоположную оценку… И вот теперь я мало того, что застряла здесь на месяц… Но неизвестно, с кем сведёт меня судьба в следующий раз… И что из этого получится…. Ну да ладно… — Ольга гордо вздёрнула подбородок, — Прорвёмся! И вы прорвётесь… Я в вас верю. Гоняйте этих разгильдяев побольше, — обратилась она к фон Стиглицу, — Я думаю, вы будете не хуже меня справитесь с командирской работой. Ну всё, мне пора… — Ольга поднялась, попрощалась с каждым за руку, и ушла, заявив, что за своим чемоданом позже пришлёт робота.

В повисшей в каюте тишине раздался голос Левинзона:

— Мне её жаль…

— Да. Два облома подряд… Сначала в штрафбат, а теперь вот — болезнь, — поддержал его со своей койки Карлаш.

— Да не в этом дело, — поморщился Яков, — Она женщина… Хоть с первого взгляда этого и не видно… Ей бы сидеть сейчас дома с детишками… На кого она их оставила? На бабушку-полковника? На маму-генерала? В приют сдала? Искусственное оплодотворение… Надо же… Она когда-нибудь с мужчиной?… ну, вы понимаете… Я думаю — вряд ли. Разве что разок из любопытства. Потрогал её кто-то за… А за что её трогать? Она же в одежде фигурой — почти как мы! В общем, потрогал её кто-то. За что-то. А она его в бараний рог скрутила. Так всю жизнь одна и останется, — Яков поднялся, и начал раздражённо ходить по помещению туда-сюда. Станет в конце-концов генералом, или даже маршалом… — Эта сможет! Выйдет в отставку… И что? Жизнь прошла, дети фактически чужие, встретить кого-то и полюбить у неё не получится. Потому что она не сумеет. И воспитает бедняжек, кстати, так же, как её воспитали мама с бабушкой… И им жизнь сломает. В общем, я понимаю, что каждый человек имеет право испортить себе жизнь, но всё же… В общем, жаль мне её…