Любовь Безбах - Парламентер

Я надеялся избежать встречи с Марией, но она разрушила мою надежду. Она готовилась к встрече со мной — явилась пред очи мои слегка подкрашенной, с замысловатой прической. Внешне Мария чересчур ярка и не нуждается в косметике, и на "Селене" я ни разу не замечал, чтобы Мария ею пользовалась. Косметика ее почти не испортила. Я только подосадовал, что она закрасила черным свои темно-рыжие ресницы. Она надела военную форму защитного цвета, которая подчеркнула ее осанку. Знала, что ей идет.

— Засиделся уже, — сказала она мне. — Пошли, я покажу тебе Онтарию.

— Мария, я торчу здесь уже год и все пересмотрел за это время.

— Ты имеешь в виду колонию. А саму Онтарию ты видел? В четырех километрах отсюда трава вымахала выше головы. А за деревьями есть озеро. Вода там такая прозрачная, что видно дно, хотя глубина там двадцать метров. Когда у меня есть время, я там купаюсь. Хочешь искупаться?

— Температура воды в том озере — шесть градусов. Извини, Мария, но это удовольствие не для меня.

— Но купаться совсем необязательно. Туда прилетают большие белые птицы и садятся на воду. У них полет не птичий, а порхающий, как у бабочек. Красиво, как в сказке.

— Я видел этих птиц. Все видел.

Мария расстроилась. Она села, и я предложил ей кофе. Она приняла у меня чашку с таким благоговением, словно кофе ей предложили боги на Олимпе.

— Поселок за год сильно разросся, — с гордостью сказала она. — Я многое пропустила. Год назад на Онтарии стояли только бараки да времянки. А теперь появились красивые двухэтажные здания. Выше строить никто не хочет. Места и без того всем хватит. Даже парк заложили, видел?

— Все видел. Я их и строил, эти здания. Я ведь не сижу без работы, возить людей тоже надо, помогать в строительстве. Здесь ценится каждая пара рук, способная поднять кирпич.

— У нас никто не бездельничает, — довольно улыбнулась Мария. — Власов бездельников не держит. Мы сильно похожи на шайку бандитов?

Этот вопрос был для нее болезненным.

— Нет, не похожи, — подмаслил я. — Вы сильно похожи на обычных колонистов.

— А мы и есть обычные колонисты.

— Честно говоря, если бы я не знал, где нахожусь, я бы никогда не признал в вас космических пиратов.

Мария снова с гордостью улыбнулась и сказала:

— Через месяц семьи с детьми переселятся с "Гавани" в поселок. Как им надоело кружиться на орбите! Раз в неделю женщины и дети прилетают сюда на экскурсию, если позволяет погода. Радуются!

Я рассеянно улыбнулся в ответ, и Мария помрачнела.

— Я так рада, что ты с нами, что ты на Онтарии, — сказала она. — На "Селене" я об этом мечтала. Неужели тебе здесь не нравится?

— Я завтра улетаю на Землю. Навсегда. Меня отпускают. Техники и снабженцы готовят к полету катер.

Белая кожа Марии под слоем веснушек побелела еще больше.

— Как улетаешь? Ты улетаешь? Почему? — пролепетала она растерянно.

— Потому что мой дом там, а не здесь.

Мария беспомощно огляделась и встала. Я тоже встал.

— Неужели улетаешь? Я думала… думала…

— Мария, я женат, пойми это. Я люблю свою жену.

Она тоскливо смотрела на меня несчастными, влюбленными глазами, и мне было жаль ее. Я не знал, как смягчить удар.

— Ты покинул Землю из-за нее?

— Да.

Я предпочел быть с ней честным, она вполне заслуживала серьезного к себе отношения. А еще по рассказам колонистов я уже знал, насколько мстительно это удивительное существо в обличье огненной женщины. Я многое о ней узнал, но мало что понял.

— Ты надеешься, что она к тебе вернется, — печально сказала Мария.

— Да.

Мария стояла и сжимала в руках чашку с забытым кофе.

— Скоро ты забудешь меня, — утешающее сказал я.

— Я буду ждать тебя. Тоже буду надеяться, — ответила Мария.

Я вдруг понял, что мне не стоит опасаться мщения. И мучительно досадовал, что невольно причиняю ей страдания.

Мария — девушка с шармом, бесконечно удивляющая, солнечная, любящая — шагнула ко мне, привстала на цыпочки и прикоснулась губами к моей щеке. Я чертыхнулся про себя, еле сдерживаясь. И она ушла, унося с собой незабываемое очарование суровой Онтарии.

Колонисты отстроили для Качина и его исследовательской группы отдельный особняк, но Иван Сергеевич никак не мог решиться на переезд со своей хрупкой лабораторией. Он не находил в себе сил оторваться от работы хотя бы на день. Его не подгоняли, ведь от результатов работы его команды зависели здоровье и жизнь колонистов Онтарии.

Власов тоже не перебирался в благоустроенное жилье и обретался во времянке. Скорее всего, ему было безразлично, какая обстановка его окружает. Главное, чтобы ничего не отвлекало от работы. Я обязана была отчитаться перед ним за выполнение задания, и в половине шестого утра я отправилась к нему. Я с удовольствием посмотрела на себя в зеркало. Знала, бессонные ночи не отражаются на моем лице. Какие глаза, какие брови! Что ему не хватает?! После вторичного фиаско я чувствовала себя подавленной, уверенность в себе поколебалась. Во время службы на "Стремительном", где женщин в экипаже было всего пятеро, я привыкла к мужскому вниманию. Оно не проявлялось явно, но я его ощущала постоянно и не обращала на это внимания. Я никогда не задумывалась, насколько оно способствует уверенности в себе. Теперь эта уверенность изрядно пошатнулась.

На улице светало. На строившейся дороге рычали два экскаватора и бульдозер, громко разговаривали рабочие — бывшие вояки-астронавты. Облака надо мной разошлись, и в образовавшейся небесной полынье густо засверкали яркие звезды, крупные, как грецкие орехи. Почему-то вспомнилось, как пару лет назад Матвей силой тащил меня в шлюзовой тамбур, чтобы запереть меня там и открыть шлюз наружу. Именно тогда я впервые перешла в иной режим существования. На Матвея, правда, надулась на целых четыре месяца.

Матвей сидел над компьютером и бессовестно гонял чертей по виртуальным подвалам.

— Заходи, опаленыш, — сказал он мне. — На столе чай и свежие булки. Завтракай.

— Спасибо, — ответила я, ухватила булку и с наслаждением вонзила в нее зубы. Чай себе наливать поленилась, отхлебнула из большой Матвеевой кружки. Чай был крепкий и сладкий. Матвей сказал:

— Скоро на Онтарию прибудет Адамсон с женой и со свитой.

— С женой? Это хорошо.

— Женой займешься ты. Ты хорошо знаешь, что ей следует показывать, а чего не следует. Задавай ей больше вопросов — о Земле, о Содружестве, о ее семье и ее дельфинах, о чем угодно. Больше будет говорить — меньше задаст вопросов.

Я не садилась, ходила из угла в угол. Матвей поднял голову:

— Что-то не так?

— Почему так плохо быть человеком? — спросила я в тоске.

— Почему плохо? — удивился Матвей.