Борис Иванов - Диаспора

— Это герб? — спросил Кирилл шагавшую впереди него Дурную Траву. — Деревья, сросшиеся корнями, так, что ли?

— Это одно дерево, — глухо ответила Карин, даже не обернувшись. — Запретное дерево. Из Запретных рощ... Каждая роща — одно дерево там, под землей. Только стволов — много. Ты не вздумай про эти вещи кого-нибудь расспрашивать — там, в Доме... Это, знаешь, похуже будет, чем воздух прилюдно испортить...

— Табу? — уточнил Кирилл.

— Хуже, наверное, чем табу, — Трава пожала плечами. — Никто ничего про это не знает точно. Раньше, говорят, из этого дерева что-то вроде теперешнего «пепла» получали. Из листьев или из корней... Бог его знает.

Некоторое время они молча перебирались через очередное нагромождение скальных обломков, ставших у них на пути.

— А еще... — Карин косо глянула на Кирилла. — Их всех в конце концов отсюда свозят вон в те рощи... На последней стадии... В жертву Запретным деревьям.

— Это как на удобрение, что ли? — спросил Кирилл и тут же почувствовал, что в вопросе его прозвучала совсем неуместная ирония.

— Не знаю как, — чуть раздраженно отозвалась девушка. — Может, они что-то вроде росянки — эти деревья... Не знаю... Знаю только, что ранарари, если он на «пепел» сядет, сначала перестает слышать свой Камень. А потом — их свозят сюда. Когда у них скелет начинает меняться и они теряют способность зарабатывать на очередную дозу. Чтоб бед не наделали. Они же ради «пепла» становятся на все готовы...

— И их удается вылечить?

— Не знаю... Леченых — не видела. Ведь Дома — это такое дело... Их сначала Каста содержала. Посвященные из ранарари. Говорят, что колдуны они. А потом, когда привезли «пепел», когда счет Изменяющихся на миллионы пошел, тогда стали нанимать людей и сукку — строить новые Дома. И в них работать. Особо доверенных — тоже Посвященными делают... Они... Официально они как бы и не существуют. Власть Дома не трогает, Дома — власть. Им для лечения якобы немного «пепла» государство сбывает. Самый мизер. Для неизлечимых. Только... На самом деле почти весь порошок, что из Метрополии идет, в конечном счете в Серые монастыри приходит...

Кирилла словно пыльным мешком по голове огрели.

«Не мне здесь надо было быть, — обалдело подумал он, — а федеральному следователю... Это же надо... Здесь же все на поверхности лежит. Бродяжка с Ларданара первому встречному — просто со скуки — этакое выбалтывает, а они там — резидентуру внедряют да явки с паролями изобретают...»

— Ну, не весь, так половина, — уточнила Карин.

— У них — у Посвященных этих — должно быть, неплохие доходы, если так... — предположил Кирилл.

— А то бы...

Трава, задрав голову, окинула взглядом стену, окружавшую Дом. Теперь отряд брел к воротам уже вдоль этой каменной громады.

— Ведь они нам и покупателей на Камни сватают...

— И от того имеют какой-то процент, — понимающе сказал Кирилл.

Дурная Трава чуть не рассмеялась.

— Дурень... Это мы — мы имеем процент. А они — весь доход хапают. Но Торговцы не в обиде. На хлеб с маслом нам хватает. Мы все — богатенькие... Любой из нас может отвалить и купить себе пару особнячков почище, чем у самого Большого Джона. Только мало кто от этого дела отходит... При жизни. А иногда — и потом...

Она косо усмехнулась чему-то.

— И потом... Дома — нам защита. И от закона, и от «стервятников»... Нам с ними ссориться не с руки. Так и живем: Камни — деньги — «пепел»...

«Все сошлось», — подумал Кирилл.

Шедший впереди Рога наконец достиг ворот и принялся условным стуком колотить дверным молотком (тоже кованным в виде Запретного дерева) в небольшую калитку, устроенную в одной из створок ворот.

Калитка тотчас открылась, чего ни Рога, ни его спутники не ожидали. На пороге стояли двое. На монахов они походили мало — скорее уж на шоферов или садовников. Оба в грубоватых комбинезонах и клетчатых грубошерстных рубахах. Оружия Кирилл у них не заметил.

— Ух!.. Ну, ты испугал меня, Готфрид... — вымолвил Рога, обращаясь к тому из встречавших, что выглядел noстарше. — То не достучишься до вас, то, как черт из бутылки, навстречу выскакиваете...

— Тут у нас были основания за вас беспокоиться, — ответил тот, кого назвали Готфридом. — Ночью в ущелье стрельба была... Обидно было бы вас потерять. Вы ведь гостей с собой ведете — так?

Он кинул взгляд в сторону сбившихся в кучку пассажиров «Ганимеда».

— Так их здесь ждут. И, похоже, неспроста... Сам Верховный Посвященный по их души прибыл. Настоятель Герберт Фальк. Он ждет их в трапезной.

По локальному времени «Эмбасси-2» уже близилось утро. Гвидо только на минуту заглянул в свой кабинет — чтобы звонком по селектору поднять на ноги Петро Криницу — того человека, которого он наметил пустить по следу ранее командированного им же самим «на поверхность» лейтенанта Смита. Приказав тому через час быть в его приемной, Гвидо набрал на клавиатуре номер дока Кульбаха, однако сигнал вызова остался без ответа. Подождав немного, он торопливо вышел из кабинета.

Беспокойство, донимавшее его с какого-то момента ночной допросной эпопеи, наконец оформилось в некую законченную мысль. Она — эта мысль — чуть не заставила его подпрыгнуть на своем месте в конце «беседы» с Ларисой Юрьевной, удрученной бедами злосчастного Мальстрема. Поминая всех чертей — как обитающих на Инферне, так и прочих, — Гвидо стремительно следовал коридорами станции, на ходу перебрасываясь короткими фразами с ночным дежурным по госпиталю.

Тот встретил его на своем рабочем месте далеко не дружелюбно.

— Я, конечно, не смею возражать вам, господин подполковник, — с досадой заметил уставший к концу дежурства майор медицинской службы. — Я понимаю — дело не терпит отлагательств... Да... И пациент далеко не в критическом состоянии. Перелом был, можно сказать, пустячный... Собственно, мы готовим его к выписке в ближайшие день-два... Но неужели нельзя дать выздоравливающему человеку возможность добрать свои два-три часа сна? Насколько я знаком с природой разных дел, которые не терпят отлагательств, после беседы с вами пациент уж во всяком случае не заснет сном невинного младенца...

— Скорее всего, это я уже не засну таким сном... А вот что касается капитана Орландо Санчеса, то, в любом случае, я пришел сюда не для того, чтобы отоварить его бессонницей...

Майор молча пожал плечами и кивнул медсестре. Та, точно так же — молча и не скрывая недовольства столь ранним визитом руководства, — проводила Гвидо в пустынную палату, в которой на единственной занятой койке чутким утренним сном спал капитан Санчес.

Сестра пододвинула к кровати вертящийся стул и предложила его подполковнику. Затем, включив и чуть подрегулировав ночник, осторожным движением коснулась плеча больного. Тот моментально проснулся. Узнав в склонившемся над ним госте своего непосредственного начальника, капитан сделал некоторую попытку принять на кровати менее расслабленную позу, но Гвидо удержал его от резких движений.