Вячеслав Шалыгин - Инстинкт гнева

Кстати, надо заранее продумать, кого порекомендовать Островскому. Кого-нибудь никчемного, неспособного даже случайно наткнуться на след Хамелеона. Во сне, кажется, даже фигурировал намек на фамилию кандидата. Видение начиналось с густого тумана, в котором бродили несколько человек из окружения Островского. На какой-то момент туман стал не таким густым, а затем сквозь него проступили очертания человеческой фигуры, которая поманила подручных бригадира за собой. И они пошли, обмениваясь репликами: «Ищейка свою работу знает» и «У парня есть нюх». Обычно в вещих снах каждая деталь имела значение, и необязательно ее следовало трактовать прямо. Например, туман мог указывать на время действия: лето, раннее утро, но мог быть намеком на фамилию незнакомца. Туман… Туманов? Фамилия нередкая. Надо пробить по базе, имеется ли в Москве такой частный сыщик, и если да, то насколько безупречен его послужной список. Если все пойдет так, как предвещал сон, пусть этот Туманов помогает Островскому хоть до потери пульса, Хамелеона им не найти. Ну, а там придет черед реализации третьего сна. Самого жуткого, но зато и самого выгодного Смотрителю. Сна, в котором Цех канул в Вечность, а в реальном мире остались только Смотритель и Хамелеон. Двое избранных на весь мир. Каждому по половинке, разве не выгодная сделка?

Покончив с ужином, провидец вытер пальцы влажной салфеткой, стряхнул крошки с галстука и полюбовался собой, насколько это было возможно без зеркала. Все чисто. Как совесть Смотрителя.

— Женя, ты едешь?

— Я до парка.

— Поздно уже, не боишься?

— Позвоню Гарику, встретит.

— Вот уж защитник! Его самого защищать надо. Поехали с нами, до Янгеля.

— Вкруговую? На час дольше… — Женя устало покачала головой. — Сил нет.

— А по лесу идти силы есть?

— Мне что от парка, что от Янгеля, до дома одинаково идти. Нет, девчонки, поеду до Битцевского.

— Как знаешь. Встретишь маньяка, привет передай.

— И телефончик возьми.

— Типун вам… — Женя помахала хихикающим подружкам и вошла в вагон.

Подруги в чем-то были правы. С тех пор как в лесопарке завелся серийный убийца, ночные прогулки из Ясенева в Чертаново стали смертельно опасны. Судя по сообщениям в прессе, с конца марта по начало августа неуловимый «зверь» загубил двенадцать душ! И никакие милицейские облавы или рейды сколоченной местными жителями дружины не могли обеспечить полной безопасности. Лес есть лес, пусть и не дремучий. Ночью три дерева — уже укрытие, а пять кустов — засада.

А ведь еще полгода назад никому и в голову не могло прийти, что экологически чистый юго-запад города, такой спокойный и даже престижный, может стать опасным. Ясеневские старожилы припоминали, что давным-давно здесь уже ловили маньяков, но в целом район никогда не ассоциировался с опасностью. С местом, где при Советах давали квартиры научным работникам и военным — да, в последнее время — с экологической чистотой и высокими ценами на жилье, но с опасностью, да еще смертельной — нет! До последнего времени. Но в марте все изменилось. Сначала поползли слухи, затем о проблеме заговорили в СМИ, а к середине лета страх превратился в массовый психоз и принял устойчивый характер.

Но, с другой стороны, — волков бояться… Чему быть, того не миновать. Терять драгоценные полчаса на путь до Кольцевой, затем по ней до соседней ветки, а потом еще сорок минут, чтобы попасть почти туда же, где можешь спокойно оказаться всего через четверть часа — глупо. Ну и пусть опасно идти через лесопарк, зато воздух свежий. А маньяк… ну встретится, ну нападет… удастся отбиться, значит, судьба, не удастся — не судьба. И думать не о чем, все пустое.

Мест в вагоне было предостаточно; после «Профсоюзной» поток пассажиров превращался в робкий ручеек, особенно в столь поздний час. Женя села в самом хвосте вагона и механически вынула из сумочки книжку. Ехать было меньше получаса, от усталости глаза слипались, но привычка читать в метро закрепилась на уровне рефлексов. Женя пролистала несколько страниц в поисках закладки — старой карточки на десять поездок, но ничего не нашла. Закладка, похоже, выпала. Женя пробежала по диагонали пару страниц и все-таки отыскала нужное место. Девушка устроилась поудобнее и попыталась сосредоточиться на тексте. Попытка с треском провалилась. Новый роман Донцовой был, как всегда, интересным, но побороть усталость Женя так и не смогла. Буквы поплыли примерно на десятой секунде, а на двадцатой глаза сами собой закрылись, и Женя клюнула носом. Еще до «Новых Черемушек» она отключилась, будто кто-то щелкнул тумблером.

Проснулась она тоже резко, от хлопка дверей. Механический голос пробубнил: «Следующая станция „Ясенево“», и поезд начал разгоняться. Женя снова закрыла глаза, но сонливость почему-то прошла. Девушка поморгала, «настраивая резкость», и окинула взглядом вагон. Кроме нее, пассажиров не осталось. Женя посмотрела влево. В соседнем вагоне народу было тоже немного, только двое мальчишек лет пятнадцати и дремлющий мужчина в камуфляжной куртке. В такой же, как у брата.

Женя отвернулась и тихо вздохнула. Мысль о брате потянула за собой цепочку других мыслей, и Женя окончательно проснулась. Она не помнила, что ей снилось, но в любом случае эти двадцать минут сна были гораздо приятнее предыдущих восемнадцати часов бодрствования. И не только потому, что Женя хоть немного отдохнула. В нереальном мире сновидений не было проблем, буквально измотавших Женю в последнее время.

Особенно тяжело стало, когда вернулся брат. Его служба закончилась на полгода раньше срока, но не потому, что Володя передумал и расторг контракт. Причина была страшнее. Как значилось в медицинском заключении, брат получил тяжелую контузию во время боевых действий и провалялся в госпитале целых пять месяцев. Врачам удалось его спасти, но полностью восстановить здоровье у них не получилось. Володю привезли домой на специальной машине в сопровождении санитаров.

Когда Женя увидела брата, ей стало жутко. Вместо красивого и жизнерадостного парня, острого на язык и быстрого в делах, перед Женей предстал худой, сутулый человек, с пустым потухшим взглядом и полным отсутствием интереса к окружающей действительности. Как объяснил врач, Володя не сошел с ума, а «ушел в себя». В чем разница, доктор не расшифровал, но гарантировал, что проблем с больным не возникнет. Никаких приступов буйства или судорог за время пребывания в госпитале у него не случалось, и нет причин подозревать, что они возникнут в дальнейшем. Брат и вправду вел себя тихо, мог выполнять простейшие действия, медленно и неуверенно, будто слабовидящий, и не реагировал ни на какие раздражители или слова, даже на собственное имя или боль. Врач сказал, что состояние сложное, но надежда на выздоровление все-таки имеется, только нужно будет пройти курс реабилитации в специализированном санатории. Направление на реабилитацию в сопроводительных бумагах имелось, но по множеству объективных причин устроить Володю в санаторий светило не раньше осени. До этого времени, больше полугода, ухаживать за братом и «реабилитировать» его предстояло Жене. На мать, давно и прочно увязшую в алкогольном болоте, надежды не было, а отец не появлялся на горизонте уже года три; как уехал куда-то на заработки, так и ни слуху, ни духу, только почтовые переводы из какой-то странной организации — «ФВ СВР», успешно пропиваемые матерью ровно за неделю.