Вячеслав Шалыгин - Инстинкт гнева

Сыщик поднял руки.

— Постойте, мастер. Я ничего не понимаю. Что за случайность? О чем вы толкуете? Девушка тут при чем? Вы думали, что маньяк — это какой-то киллер, нанятый неизвестным конкурентом, чтобы изводить ваших людей, да? Вы устроили масштабную облаву, покрошили под горячую руку кучу народа и теперь пытаетесь объяснить свои промахи стечением обстоятельств? Хотите свалить все на Женю? Если бы она не крутилась под ногами, все прошло бы тихо и незаметно? Вам самому не смешно?

— Нет, господин Туманов, не смешно, — Чесноков, не отрывая взгляд от лица Виктора, медленно покачал головой. — Когда Островский понял, кто ваша подружка по происхождению, ему пришлось внести в поисковую операцию серьезные коррективы.

— Женя принцесса крови? — Туманов хмыкнул. — Или Женя и Островский родня?

— Ни в каком колене! — мастер поднял указательный палец и снова взял паузу. — Не ро-дня! Ни в ка-ком! Понимаете, что это значит?

— Нет, не понимаю. Хотя… это, наверное, большая редкость. Если копнуть веков на тридцать-сорок назад, скорее всего, получится, что мы все немного братья и сестры.

— Ага, вы уловили суть?

— Смутно. А почему вы разоткровенничались? Почему так сразу прониклись ко мне доверием?

— Я знаю, кто вы, вот и все.

— Выходит, вы знаете больше меня. И кто же я, по-вашему?

— Скоро и вы это узнаете. Терпение.

— Хорошо, — Туманов собрался с мыслями. — Вернемся к девице. Кроме того, что она абсолютно никто Островскому, в чем еще ее уникальность?

— Разве этого мало? Она и ее брат — это все, кто остался.

— Еще мать, — уточнил сыщик. — Они остались от кого, от малой народности или жителей какой-то местности?

— Матери больше нет, перебрала технического спирта в гараже с дружком, — спокойно, как о незначительном факте, поведал мастер. — И внебрачный сынок Жениного папаши тоже недавно отправился в лучший мир. Почил с пулей в сердце, пережив погибшего под трамваем отца всего-то на сутки. Не слышали о таком происшествии на МКАД?

— Нет, — Туманов постарался скрыть удивление. — Сынок ее папаши? Через сутки? А кто был ее отец?

— Вы еще не догадались?

— Под трамваем? Уж не… Странный ли?

— Да, Александр Храмовников.

— А внебрачный сынок это… Кощей?!

— Он самый.

— Вот ведь, «понимаешь, загогулина», — Туманов потер виски. — Жаль. И отца, и мамашу. Да и байстрюка жаль, хотя скотина был изрядная. Значит, теперь их только двое — Женя и ее брат. Понятно… то есть… все равно ничего не понятно! От какой народности остались эти двое? Последние из могикан?

— Вы сами знаете. По крайней мере — догадываетесь.

— Догадываюсь, что вы сильно их боитесь. Настолько сильно, что готовы устроить любую гадость: от охоты с помощью всех имеющихся в городе наемников до облавы с помощью подконтрольных вам бандитов и ментов, лишь бы найти и убить. — Туманова начинал бесить этот надменный взгляд и холодный тон мастера. Кем он себя мнит? Хозяином мира? Виктор постарался взять себя в руки. — Почему вы их так боитесь? Ответ связан с тем, что девица сумела оказать достойное сопротивление Островскому?

— Связан, вы правы. Ведь или она, или ее отец и братья сумели убить больше десятка наших людей, что почти невозможно, поскольку…

— Стоп! — Туманова будто ударило током. — Если вы закончите фразу, я влип. Так?

— Вы уже влипли, Виктор Алексеевич, — Чесноков снисходительно усмехнулся и махнул рукой. — И гораздо глубже, чем думаете.

— Это… — сыщик с трудом подобрал слова. — Это относится к тому, чего я о себе не знаю?

— Да, господин Туманов, и я намерен открыть вам глаза, — мастер придал лицу оттенок торжественности. — Вы — один из нас. Мы не тревожили вас, поскольку всегда полезно иметь «горячий резерв», особенно на войне, но пришло ваше время, и вот вы здесь. Вы человек Цеха, нравится вам это или нет. Вы наш боец, мобилизованный по законам военного времени.

— Идет война? — Туманов был ошарашен и соображал с трудом. — Какая еще война? В стране почти спокойно, даже на юге чаще семи раз в неделю не стреляют. О чем вы?!

— Тайная война. Невидимая и широкой общественности неизвестная.

— Между добром и злом? — Виктор растерянно усмехнулся.

— Не совсем, — мастер был предельно серьезен. — Вы напрасно иронизируете, господин Туманов. Добро и Зло тут ни при чем, наша с вами Реальность мыслит другими категориями, а уж Вечность и подавно. Но одно вам следует понять сразу — выживем или мы, или враги. Не буду убеждать вас, что мы хорошие, а наши враги плохие. У обеих сторон всего поровну. Но это не имеет значения. Гораздо важнее то, что проигравшие исчезнут, как вид.

— Как вид? — за спиной послышались шаги, и одновременно с продолжением своей возмущенной реплики Виктор обернулся. — Да какой, черт возьми, вид?!

— А вот и я! — пробасил с порога Павел. — Привет, Витек! Мое почтение, мастер. О чем дискуссия?

Туманов поморщился и неопределенно помахал рукой: «Обо всем сразу». Мастер тоже не ответил на вопрос, он лишь жестом предложил гостю сесть за стол. Когда Павел освободил дверной проем, выяснилось, что пришел он в сопровождении Островского. Просто Всеволода Семеновича заслоняла широкая спина полковника. Логично было предположить, что вернется и Мартов, но его в эскорте у Павла не оказалось. Видимо, Мартову «дискуссия» не казалась интересной, или он занялся какими-нибудь неотложными адвокатскими делами.

Калинин и Островский уселись за круглый стол справа и слева от Виктора и с интересом уставились на мастера. Туманов вернулся в исходную позицию — лицом к лицу с Чесноковым — и обмер. Мастер держал в руке древний, но внушительный «кольт» калибра этак сорок пятого. И направлено это чудо-оружие было точно в сердце несговорчивому гостю.

— Это аргумент, согласен, но зачем же так сразу? — дрогнувшим голосом произнес Туманов. — Давайте поговорим еще, я постараюсь понять.

Он покосился на Павла. Гигант сохранял невозмутимое выражение лица, будто не происходило ничего криминального. Островский смотрел на Виктора тоже почти равнодушно, разве что с каким-то скрытым интересом, будто пытался угадать: выстрел размажет сыщика по стенке или, проломив ее, вынесет Туманова в соседнюю комнату?

— Нельзя передать словами незнакомый вкус, музыкой — цвет или нарисовать Вечность, — мастер взвел курок. — Вам придется попробовать, увидеть и понять все самостоятельно.

— Я не готов к таким…

Фразу Туманова оборвал громкий хлопок выстрела. Пуля ударила в грудь и повалила Виктора на пол вместе с дубовым троном. Перед глазами сыщика на секунду будто бы вспыхнули тысячи мощных софитов, которые затем погасли, но не сразу, а медленно, как театральные люстры.

«Весь мир — театр», — почему-то вспомнилось напоследок. — «Спектакль окончен»…