Александр Зорич - Завтра война

– Да вот, полюбуйтесь.

Эстерсон принял бумагу, оказавшуюся на ощупь холодной и скользкой, как рыба.

Сообщение было отпечатано на семи стандартных языках Объединенных Наций. Чтобы не возиться со сканером «Сигурда» (который капризничал после купаний под здешними дождями), Эстерсон отыскал между китайским и хинди вариант текста на немецком и с горем пополам прочел.

Статус: публичный

Отправитель: консул Вильгельм Стабборн, колония Вайсберг

В соответствии с Договором о Совместном Укреплении Обороны от 4 ноября 2621 года вооруженным силам Конкордии разрешено создать маневренную базу флота на планете Фелиция (пп. 7 и 9.4 Договора).

При этом статус Фелиции как демилитаризованной зоны сохраняется повсеместно, за исключением акватории залива Бабушкин Башмак и ста двадцати кв. км прилежащей к нему суши (см. карту в Приложении 4 Договора).

Соблюдение интересов граждан Объединенных Наций и разумного местного населения Фелиции гарантировано повсеместно на территории демилитаризованной зоны (п. 11.2 Договора).

Прошу отнестись к конкордианским военнослужащим как к союзникам, призванным защитить наши совместные интересы в данном секторе Галактики и обеспечить оборону Сферы Великорасы в случае агрессивных действий вероятных противников.

– Слава тебе, господи, – облегченно вздохнул Эстерсон. – А я уж грешным делом подумал: война.

– Я тоже, – мрачно сказала Полина.

– Ну так радоваться надо!

– Радоваться нечему. То есть спасибо, конечно, что не война. Но в том, что у нас под боком будет хозяйничать военщина, я ничего хорошего не вижу.

– Как-нибудь образуется. Клоны – народ дисциплинированный. И о моей скромной персоне они не знают ровным счетом ничего компрометирующего. Признаться, для меня было бы куда хуже, если б здесь решил строить базу наш родной флот.

– О себе вы никогда не забудете подумать, – сказала Полина с горечью в голосе. – А о сирхах, которые живут на холмах над заливом? Об океанских городах моих подопечных? Вообще, Фелицию вам не жалко?

Эстерсон покраснел.

– Извините, Полина… Вы правы. Я привык рассуждать, как форменная свинья. Меня не учили другому, понимаете? Но я стараюсь научиться.

– Видно, плохо стараетесь… Впрочем, и вы меня тоже извините. Мне, наверное, не понять, что это такое – все время жить в страхе перед своими бывшими работодателями.

– Eto nemnozhko hrenovo, – сказал Эстерсон по-русски.

Полина не сдержала улыбки.

Они помолчали.

– Ну что, пошли ужинать? – предложил конструктор.

– Пойдемте. Кстати, Роло, вы не могли бы лечь сегодня со мной?

– Простите?..

– Я поставлю вам раскладушку в гостиной. Там вполне просторно. Мне будет спокойнее, если мы будем спать под одной крышей.

– Вы боитесь?

Полина немного помедлила с ответом, потом нарочито твердо ответила:

– За вас. Начинается местная солнечная зима. Я не хочу, чтобы вы простудились.

Было тепло и безветренно. Маленькая ложь Полины растрогала Эстерсона. Но конструктор не нашелся, как выразить ту сложную гамму чувств – благодарность, нежность, дружескую иронию, – которую вызвала в нем эта русская женщина, хотевшая во всем казаться сильной и независимой амазонкой.

Издалека донесся нарастающий гул.

Не было смысла комментировать друг для друга очевидное: флуггеры высадили рекогносцировочный отряд и возвращаются на орбиту за подкреплением.

До залива Бабушкин Башмак, где клоны, если верить дипломатическим витийствам, взялись крепить оборону Великорасы, по прямой было семнадцать километров.

По мнению Эстерсона – достаточно далеко, чтобы не обращать на новых соседей ни малейшего внимания.

По мнению Полины – достаточно близко, чтобы новые соседи рано или поздно сунули свой длинный нос в их дела.

Вывод, который сделала Полина, был по-женски парадоксален: надо устроить генеральную уборку и заготовить вдоволь деликатесов. Ведь в любой момент можно ждать гостей! И какими бы ни были их намерения, добрыми или злыми, как бы она сама ни относилась к клонам – плохо или очень плохо, – долг хозяйки обязывал.

Теперь у них с Эстерсоном прибавилось работы. Надо было наконец-то вычистить авгиевы конюшни заброшенных бассейнов, подновить все дорожки и клумбы, убрать песчаные заносы вдоль обращенной к океану части забора…

Чем они и занимались – почти не разговаривая, перебрасываясь в иной день лишь десятком-другим фраз.

Флуггеры сновали туда-сюда круглые сутки. Правда, они изменили посадочный маршрут и заходили на Бабушкин Башмак с востока. Поэтому об их полетах можно было судить только по блужданию неприметных звездочек над горизонтом.

Зато спустя несколько дней появились вертолеты. Одна пара проходила над океаном мимо биостанции ровно в восемь десять утра по местному времени и возвращалась спустя час. Второй патруль летал вечером, перед заходом солнца.

Один вертолет всегда тащил под брюхом огромную раму металлоискателя. Другой – буксировал по волнам длинный оранжевый банан на подводных крыльях. Эстерсон предполагал, что это контейнер комплексной разведки.

Как всегда, конструктор не ошибался.

Теперь уже Эстерсон не считал, что расстояние в семнадцать километров – такой уж огромный буфер между биостанцией и клонами.

Четыре дня кряду он, заслышав рокот вертолетов, спешил укрыться где-нибудь под крышей или под пологом леса. От греха подальше. Клоны, конечно, никак не связаны с «Дитерхази и Родригес», а все-таки лишняя предосторожность не повредит.

Но на утро пятого дня произошло вот что.

Эстерсон, помахивая пульверизатором с серебряной краской собственного изготовления, подновлял российского орла у входа на биостанцию. Для этого ему пришлось забраться на последнюю ступеньку стремянки. А поскольку стремянка угрожающе покачивалась, склонный к перестраховке конструктор привязал и ее, и себя к арке над калиткой при помощи нейлоновой веревки.

Эстерсон так заработался, что позабыл о времени. Океан в тот день штормило. Когда конструктор наконец расслышал, что в ворчание волн вплелись новые звуки, было уже поздно: вертолеты показались из-за мыса.

Вдобавок Эстерсона подвела чертова веревка, на которой были накручены три узла. Когда он взялся их второпях развязывать, они затянулись еще туже!

Оставалось что?

Перестать суетиться, напустить на себя беззаботный вид и трясти пульверизатором, в котором как назло закончилась краска!

Вертолеты поравнялись с биостанцией. Эстерсон поднял на них глаза. И… с ужасом обнаружил, что они зависли на месте! И не просто зависли, а повернулись к биостанции своими остекленными мордами и беззастенчиво на него пялятся.