Федор Березин - Лунный вариант

Дойдя до цели, гражданин Вселенной номер один начал расставлять вокруг прихваченные с собой приборы. Те из них, что имели фокус, он направлял в сторону светящейся в лапе «Лунохода-2» Аномалии. Те, для которых такой параметр, как направление, не имел никакого значения, типа счетчиков излучения высоких энергий, он просто приводил в готовность, вначале прикидывая на глаз, а потом с помощью еще одного прибора уточняя расстояние до объекта. Сам он пока не приближался к Аномалии, ведь, несмотря на то что она оставалась странным и неизведанным предметом с точки зрения ученых, она находилась в нормальном уголке галактики, около Земли. Можно было надеяться, что закон «падения мощности сообразно кубу расстояния» выполняется неукоснительно.

После того как Гагарин завершил свое первичное, не слишком долгое дело, он глянул на показание тех электромеханических датчиков, которые имели соответствующую шкалу. Если приборы были исправны, а скорее всего это так, то таинственная Аномалия накладывала на штатно предусмотренные показания фона абсолютно незначительную добавку. Вообще-то это мало о чем говорило. Там, на Земле, уже знали о причудах Аномалии: она могла нежданно-негаданно выдать всплеск по всем диапазонам или по любому произвольно выбранному. Тем не менее отсутствие жестких рентгеновских лучей и прочих прелестей физики высоких энергий подействовало на Гагарина ободряюще. Не стоило терять времени даром, требовалось как можно быстрее паковать Аномалию в контейнер. Однако Гагарин все же сделал несколько фотографий и связался с Землей.

Связь с ЦДКС осуществлялась не напрямую из скафандра. Это было бы чрезвычайно удобно, но слишком хорошо, чтобы оказаться действительностью. В какой-то мере это было бы даже неправильно, чрезмерно смахивало бы на киношку. А ведь некоторые представители Земли до сих пор не поверили в достижение «Аполлона-11», считая всю затею голливудской фальшивкой. И потому связь с планетой-мамой производилась через оставленный человеком посадочный модуль. Кстати, в этом Гагарин имел преимущество даже перед Владиславом Волковым, оставшимся в орбитальном отсеке. Мало того что орбитальная капсула двигалась, благодаря круговому движению меняя вектор относительно Земли и, следовательно, частоту излучения, так еще периодически она вообще уходила в лунную тень. Случись с кораблем Волкова что-нибудь плохое, там, в полосе невидимости, это осталось бы неразрешенной, трагической загадкой на все будущие времена мировой космонавтики.

В связи с секретностью полета долгих дискуссий с Родиной вести не разрешалось. Как бы это выглядело, если бы какой-нибудь радиолюбитель, а скорее, сразу несколько тысяч головастых, оседланных наушниками мальчиков по всему миру внезапно уловили бы шифрованные, но явно обладающие связной структурой сигналы с вроде бы необитаемой Луны? Юрий Алексеевич сделал краткий доклад и, как и следовало ожидать, получил добро на осуществление «загрузки». По этому случаю стоило бы перекреститься, но Гагарин относился к поколению ярых атеистов – они таскали Бога за бороду при каждом удобном случае. Но все-таки он сделал нечто схожее, могущее при случае трактоваться как молитва или получение благословения, – он повернулся на сто восемьдесят градусов и внимательно глянул на пристегнутую к черному пологу, поменявшуюся с Луной местами Землю. Затем он раскупорил контейнер, чтобы не терять время там, вблизи все еще предполагаемого потока излучений, и пошел к Аномалии – прыгать с поклажей не получалось.

Если бы поблизости находился наблюдатель, он бы вновь припомнил Репина. Ибо наклоненная в движении фигура и волочащиеся позади сани привычно навеяли бы мысль о волжских горемыках-бурлаках.

Вообще-то он имел четкие рекомендации не смотреть на Аномалию. Нет, дело было не в секретности, он сам состоял в штате объектом, точнее субъектом, засекреченным донельзя. Просто мало ли что могла сделать с глазами штуковина, сумевшая прикончить два лунохода? В практичном мозге Юрия Алексеевича не мелькнула аналогия, хотя у более поэтических натур она бы родилась сама собой, о сравнении себя с Персеем, рубящим и пакующим в мешок смертельно опасную голову Медузы. Ее следовало доставить в жадные руки царя Полидекта, черты которого в этом ракурсе приобретал академик Келдыш и остальное руководство Академии наук.

Однако не смотреть на вожделенную цель не получалось. Как можно работать на ощупь в толстенных, многослойных рукавицах, к тому же с предметом, который ни один землянин никогда не держал в руках? В его шлеме имелось дополнительное темное забрало – спешно изобретенная перед полетом доработка. Он попробовал действовать, глядя через него, – лишняя суета. Вокруг находился не мир теней-полутеней снаряженной атмосферой планеты. Слепящий свет и черная мгла стыковались здесь на каждом сгибе поверхности. Правда, сама Аномалия давала странный, равномерный отблеск на близко расположенных предметах. И, понятное дело, на плече исследователя крепился фонарь. Но ведь все равно эти дополнительные источники фотонов только нарезали новые комбинации света и тьмы. Странный это был мир, но тем не менее он был реален и в нем следовало продолжать делать спланированную в далекой воздушной среде операцию.

На первый взгляд, одна из трудностей проистекала от умершей, но стойко продолжающей выполнять задачу земной техники. Стальной, а может, и титановый (Гагарин не знал точно) манипулятор по-прежнему сжимал вожделенное советской наукой таинство. Космонавта не снабдили ножовкой – она бы все равно не помогла; не привез он с собой и сварочного аппарата, ни электро-, ни газового, никакого; и даже грамма пластиковой взрывчатки у него тоже не имелось, хотя возможность ее использования в ЦУПе прикидывали. Зато Гагарин обладал четкими инструкциями, каким образом запросто заставить схлопнувшийся манипулятор разжаться. Это делалось с помощью прицельного сдвига одного маленького передаточного колесика. Кстати, первоначальный, позже переделанный план предусматривал перекусывания плоскогубцами проводов. Даже теоретически вызывало некоторую сложность опознавание нужных по цвету в условиях преимущественно черно-белого мира Луны. Однако полученные навыки и рекомендации не пригодились.

С близкого расстояния манипуляторные фаланги производили впечатление хрустальных. Аномалия светила сквозь них напрямую, хотя – вполне допустимо – это являлось проявлением какого-то нового явления, какой-нибудь вакуумной рефракции. Разбираться в тонкостях Юрий Алексеевич был не обязан. Этим надо заниматься в тиши кабинетов и не летчику-космонавту, а людям с более специфическим и серьезным образованием. Как только он, не без некоторого трепета, прикоснулся к одному из железных пальцев, он даже сквозь слоеную толщу перчатки почувствовал его хрупкость. Это могло оказаться самообманом, однако чудесное превращение титана в труху или пластилин – понять не получалось – не успело его как следует удивить: остальная часть железной руки, бестрепетно продержавшей чужеродную штуковину порядочное количество суток, внезапно надломилась и клочьями ссыпалась вниз. Точнее, не ссыпалась, а странно, с зависанием, спланировала. Но, наверное, Аномалия здесь ни при чем – это поле тяготения Луны – ускорение свободного падения здесь гораздо ниже привычного.