Алексей Бессонов - Пройдя сквозь дым

– А, правостороннее движение, – понял Каннахан, запуская движок кнопкой на обшитой кожей панели. – А моторы какие?

– Очень долго объяснять, – махнул рукой Ланкастер. – Турбина, в общем-то, но принцип не тепловой, там все сложнее. Трансмиссия бывает традиционно механическая, а чаще – по гидромотору в каждом колесе.

– М-мм, – понимающе отозвался Уэнни.

Ворота особняка раздвинулись. Каннахан выехал на слабо освещенную улицу, еще раз нажал кнопку на миниатюрном пульте дистанционного управления, проследил, чтобы створки ворот надежно встали на свои места, и дал газ.

Машина Каннахана мчалась по заснувшим уже окраинам большого города, мимо решетчатых заборов, за которыми слабо проступали на фоне густо-синего беззвездного неба черные контуры крыш небольших домиков с редкими светящимися окнами. Несколько раз слева мелькнули и исчезли цветные газосветные вывески ресторанчиков, в которых допивали свое ночные гуляки. Все это, включая безмятежно гладкий асфальт под колесами, настолько контрастировало с уже привычным Раммахом, что Ланкастеру казалось – они на другой планете. Даже теплый ветер, врывающийся в раскрытые окна автомобиля, нес в себе уютное благополучие ухоженных садов, а не сухую пыль разрухи, так ощутимую совсем недалеко отсюда…

Вскоре Каннахан свернул на пустую и неосвещенную трассу, петляющую вдоль берега реки. По центру фарватера медленно тащился буксир, волокущий за собой три длинные баржи, заставленные огромными металлическими контейнерами, из светящейся желтым рубки кургузого трудяги доносились писклявые голоса, прерываемые взрывами смеха: очевидно, там смотрели ночное телешоу.

«Какого дьявола им все эти игры, – подумал Ланкастер, глядя, как по мере удаления от светового купола города, в темнеющем небе все ярче проступает незнакомый рисунок созвездий, – они вполне благополучны, и совсем не боятся ничего потерять. Мы когда-то тоже не боялись!.. а теперь рады, что удалось сохранить хоть что-то.»

Холодок близкой реки сменился запахом степных трав: Каннахан уже шел по мягкой грунтовке, что вела к одинокой полузаброшенной ферме, принадлежащей семье его родичей. Сейчас на ферме не было ни души, поэтому именно там, подальше от чужих глаз, Уэнни велел опустить катер.

Фары автомобиля выхватили из тьмы низенькую живую изгородь. Каннахан повернул руль, объезжая древний двухэтажный дом с соломенной крышей, и вот впереди появился остроносый черный контур.

– Приехали, – зевнул Ланкастер и выбрался из теплого салона в ночную прохладу. – Знали б вы, как мне неохота лететь обратно в Раммах!.. Что-то разомлел я у вас в гостях. Кстати, Хан, а как у вас тут с рыбалкой?

– Места знать надо! – назидательно поднял палец Уэнни. – Будет время, прилетайте, порыбачим. Рыбы тут вдоволь…

– Н-да уж… будет время, будет хлеб. Элг, вылезайте. Андрей, он там уснул у вас, что ли?

– Есть немного, – сонно отозвался господин начальник королевской контрразведки. – Ночь-то какая, а?

– Ныряйте, нечего тянуть, а то и в самом деле до утра засидимся, – и Ланкастер распахнул перед Элгом люк катера. – Ладно, ребята, – повернулся он к Каннахану и Браддену, – пока до связи. Я вас сам найду, если что.

– Да, будем ждать, – немного натянуто улыбнулся Дельво. – Счастливого пути, господа.

Подняв катер, Виктор на миг переключил левый сектор экрана вниз: оба офицера все еще стояли возле своего автомобиля, задрав головы в небо. Но черная остроносая машина уже была неразличима во мраке густой степной ночи…

– Мне действительно не хотелось возвращаться, – проговорил Ланкастер, когда редкие желтые огни королевства Оламо растаяли в непроглядной ночной тьме. – Вам не показалось, что Хуско очень похож на некоторые из наших провинциальных миров?

– Ну не на Оксдэм, это точно, – устало рассмеялся в ответ Огоновский. – Хотя в целом вы, конечно, правы… знаете, Виктор, я хотел спросить вас: вы что же, всерьез готовы возглавить ораву наемников, собранную нашим другом Элгом?

– Если Чандар решит… – хмыкнул Ланкастер. – И если Элг…

– Я понял вас, – Огоновский откинулся на высокий подголовник кресла второго пилота и прикрыл глаза. – Наверное, вы правы.

– Прав?

– Разумеется. Меня зацепил тот разговор о личной ответственности, вы помните?

– Я ищу в себе силы переступить через себя, Андрей. Я не имею права – я не вижу поля боя, и соответственно, не могу отдать приказ на примение оружия. Но… вы видели эти огни внизу? Мы уже над Раммахом: посмотрите теперь.

Ланкастер коснулся сенсора на панели, и правый сектор экрана слабо засветился холмистой равниной: навигатор катера давал картинку в обработке, делая местность рельефной. Справа от катера промелькнул и исчез какой-то городок без единого пятнышка света. Огоновский не мог сказать, обитаем он или нет… всюду лежала тьма. После Платто-Хуско, светящегося соцветиями городов и тонкими розовыми полосками автострад, после бесконечных подрагивающих огоньков Оламо – Раммах казался мертвым и забытым.

Ненужным.

Огоновский опустил голову и сцепил пальцы обеих рук в мучительный тугой замок. Ему не хотелось этого видеть. Ему хотелось что бы было… как у всех. У кого? Впервые в жизни доктору Огоновскому вдруг стало стыдно за сверкающие мегаполисы планет Конфедерации, за гордые башни, рвущие ночное небо струями разноцветных огней; за ухоженые поля, за аккуратные сельские усадьбы с добродушными ветряками и солярными панелями энергоустановок, за сверкающие под солнцем полные жизни океаны. За все то, что когда-то заставляло его идти в бой, не задумываясь о том, суждено ли ему выйти из боя живым. Этот стыд был иррационален, он понимал это: и он стыдился своей беспомощности.

– Я стал срываться, – раздался откуда-то голос Ланкастера, заставив Андрея очнуться. – Собственно, после того, как у меня отобрали мою школу.

Огоновский вздохнул.

– Никогда не подумал бы, что вы способны на срыв.

– Я тоже думал, Андрей… у меня отобрали последнее, я оказался никому не нужен. Бесполезен, понимаете?

Катер остановился и теперь висел прямо над госпиталем. Вокруг стояла тьма, лишь одинокий оптический маяк на крыше главного корпуса медленно моргал красным злым глазом.

– Я не предполагал… – Андрей не договорил.

– Не предполагали, что я могу сорваться сейчас? – в голосе Ланкастера мелькнула горечь. – Видите, мы уже понимаем друг друга без лишних слов. Не переживайте, – он устало дернул уголками губ, – я не стану делать лишних движений. Я постараюсь сделать все что смогу, но не более того. У каждого есть свой порог: мне мой не переступить.

Катер пошел вниз…

Виктор подошел к двери и остановился. Госпиталь спал, но он знал, что там, за дверью релакс-рум пять, Суинни еще не ложилась, и сейчас, скорее всего, с тревогой прислушивается к происходящему за окном. Она слышала, как на крышу опустился катер, а значит, ждет Виктора с новостями.