Карен Тревис - Город Жемчуга

— Да. Исенджи могут передавать свои воспоминания. Их ненависть очень сильна.

— Однако вы уживаетесь с ними.

— Мы не собираемся принимать чью-либо сторону. К тому же вес'хар в любой момент могут прийти нам на помощь, нужно только попросить.

Эдди задумался об огромных космических кораблях, повисших в небе планеты. Он почувствовал себя песчинкой, пещерным человеком, в руках которого каменный топор.

— А вес'хар страдают?

— Страдают?

— Испытывают сочувствие, раздражение. Может, им неприятно вспоминать то, что они сделали в прошлом?

— Нет. А если и есть что-то похожее, то совсем не потому, что они стали действовать, не предупредив вас. Они ведь предупредили вас о появлении исенджи. К тому же они всегда говорят, что делают. И они не признают никаких оправданий за недоразумения.

— Значит, они и в самом деле осуществляют полицейский надзор над исенджи в окрестностях Безер'едж и Вес'едж.

— И сейчас, и в прошлом.

— Но это, в свою очередь, подразумевает очень агрессивную политику.

— Они не идут на столкновение с другими расами, если те им не угрожают… Хотя они могут остановить кого-то, если посчитают, что подобная угроза может возникнуть. Они считают, что их долг — поддерживать равновесие. Равновесие — вот их основа. Равновесие и ответственность.

Эдди стал шарить по ручкам настройки канала. Ему нравилось говорить с юссисси, и он попробовал отрегулировать звук, чтобы четче слышать голос собеседника. Внешне эти существа казались пушистыми, но были нисколько не симпатичны.

— Значит, выходит, люди имеют права, вес'хар имеют обязанности, — рассмеялся Эдди. — Много лет назад жил один человек, писавший очень популярные книги. Его звали Уэллс. Так вот — он сказал, что журналистика для того и существует, чтобы помогать превращать мысли в фразы.

— Получается, что я так до конца и не понял вашего термина «журналист». Вы не только занимаетесь сбором и широким распространением новостей.

Тут Эдди вспомнились его худшие дни на телевидении. «Нет, черт побери».

— Мне больше нравится представлять нас как историков современности…

После того как связь с юссисси прервалась, Эдди стало жаль, что он не успел высказаться до конца. Историки не имели никакой ответственности за истинность того, о чем сообщали. Каждый из них мог делать новые открытия или опровергать открытия других, но все, о чем они говорили, касалось событий прошлого, давно умерших людей. Журналисты говорили о настоящем, но порой, не видя полной картины, они могли причинить вред живым. Он и сам делал это довольно часто. Иногда он даже сожалел об этом.

Потом Эдди задумался о с'наатате. Как бы причудлива ни оказалась жизнь на другой планете, с'наатат не мог быть ничем иным, как мифом. А о мифах не стоило беспокоиться. Ну а если он в самом деле и не миф вовсе… Ладно, пока об этом думать не стоит.

Упаковывая оборудование, Эдди думал о двух вещах.

Он задавал себе вопрос: выйдет ли на широкие экраны его первый репортаж о Константине? Оригинал уже был отправлен на Землю со световой скоростью. Очаровательный, удивительный репортаж.

Еще он думал о том, получил ли Грэм В иле й, почтенный сто-четырнадцатилетний старец, находящийся сейчас в доме для престарелых, привет от него. А может, он даже посмотрит по Би-би-си последний репортаж Эдди Мичаллата.

Жизнь была хороша. Удивительна и хороша.

Арас услышал шаги Шан за двадцать секунд до того, как она резко распахнула дверь и перешагнула через порог.

Он приготовился отразить нападение. Встретиться с разъяренной Шан было ничуть не лучше, чем с разъяренной Местин. Суперинтендант каким-то совершенно неведомым способом разом высвобождала в Apace те мужские инстинкты, которые требовали от него беспрекословно подчиняться женщине.

Шан с грохотом захлопнула дверь и вытащила шебу.

— Смотри, — приказала она. Голос ее звучал грубо, хрипло. — Смотри!

И она, не дрогнув, рассекла клинком ладонь, а потом вытянула раненую руку в сторону Араса.

Арас отвел взгляд. Она схватила его за волосы и рывком повернула его голову. Он замер, потому что все инстинкты вес'хар требовали от него оставаться спокойным и постараться реально оценить угрозу. Он видел, как порез на руке Шан перестал кровоточить и стал быстро затягиваться.

— А теперь объясни мне, что все это значит, — прошипела Шан.

— Вы умирали.

Она отпустила его волосы.

— Ты сделал это! Ты даже не подумал о том, что станет со мной и моим миром?

— Я думал лишь о с'наатат, поверьте мне.

— Что ты сделал со мной?

— Не знаю. Но я сохранил вам жизнь. — Он ничуть не старался выглядеть неким покровителем, который все всегда знает. Шан разрывалась между двумя противоречивыми чувствами — яростью и страхом, и ему не нужно было принюхиваться, чтобы знать, что она испытывает в данный момент. — Мне жаль. В самом деле мне очень жаль.

— Скажи мне, почему ты так поступил. Скажи правду.

— Ваша рана была столь серьезна, что у вас не было никаких шансов остаться в живых.

— Не вешай мне на уши это дерьмо. Ты наблюдал, как умирают сотни, тысячи людей, и даже пальцем не пошевелил, чтобы им помочь.

— Возможно, это потому, что никто из людей прежде не рисковал своей жизнью, спасая меня.

Шан, отступив, шлепнулась напротив него на скамью из дерева ефте и уставилась на свои сжатые кулаки.

— И теперь я никогда не смогу вернуться домой?

Она заплакала. Не было слышно ни звука, ее лицо ни на миг не изменило своего выражения, но ее глаза заблестели от слез, а потом они маленькими каплями влаги покатились по ее щекам. Арас подозревал, что суперинтендант не относится к тем людям, которых легко заставить плакать.

— Да. Вы можете никогда не вернуться домой, Шан Чайл.

— Ты знаешь, кем я теперь стала? А я скажу: я наиболее ценный образец за всю историю человечества… Почему ты не дал мне умереть?

— Поскольку я был виноват в том, что вы были травмированы, что вы прибыли сюда… что все вы прибыли сюда. Не хочу, чтобы кому-то пришлось расплачиваться за мои ошибки.

— А это что такое? Не ошибка? — Она выкрикнула это, вновь вытянув в его сторону руки с широко раскрытыми ладонями. — Разве это не одна из твоих ошибок?

— Я присмотрю за вами. Вам не надо бояться.

— Ты — ублюдок, — объявила она. — Глупый ублюдок. Шан поднялась и вышла. Должно быть, на душе у нее кошки скребли. В свое время то, что случилось с ним, открылось ему постепенно, сначала он замечал лишь то, что стал быстро выздоравливать. До того как начались глобальные изменения в организме, он уже общался с воинами из отрядов вес'хар и знал, что ему грозит. Арас тогда отлично сознавал, что вся дальнейшая его жизнь пройдет в изоляции.