Сергей Кусков - Золотая планета. Пасынок судьбы

— Но утечка…

— Пусть об этом думает начальство того парня, что послал сигнал! Мы устав не нарушим!

Кастилио просиял.

— Как думаешь, сколько они за это заплатят? — Луис кивнул на потухшую голограмму.

— За такой материал… Душу продадут!

Пальцы сержанта Корвальо уже завершали нужные манипуляции. Откинувшись в кресле, он величественно произнес:

— «Свободная Венера»? У меня есть сенсационный материал. Да, просто сенсация. И вы еще успеете к пятичасовым новостям…

Если кто-то думает, что отходить от шокера приятно — он сильно ошибается. Прошло часа три, а я все еще чувствовал себя выжатым лимоном. Выжатым, скомканным и порванным в клочья. Одежда высыхать не торопилась, благо, стена возле приемной, о которую я облокотился, была теплой, даже горячей, не заболею.

По порядку. Как донесло «радио» в лице Селесты и Хуана Карлоса — браслет с меня не снимали и я висел в сети, пусть и школьной — охране, действительно, приказали не вмешиваться. И они бы не вмешались, но им позвонили из управления гвардии, они вынуждены были это сделать. К сожалению. Также к сожалению, Толстый остался жив. Ему досталось хорошо, всех их, находившихся в финальный момент в бассейне, как и меня, шандарахнуло током, плюс к имевшимся повреждениям, скорые мотались одна за одной, но всех выходили. Даже того типа, что ударился виском. Итого, семь человек госпитализировано с различными степенями тяжести, трое — в бессознательном тяжелом состоянии, но «холодных» нет. Меня этот факт огорчил.

Департамент, тот самый, на который я возлагал большие надежды, оказался заодно с Виктором Кампосом. Продажные шкуры! Приехавшие детективы отобрали у меня навигатор Бэль и завели уголовное дело об использовании электронных военных систем не по назначению, как-то так, четкую формулировку не запомнил. Вдобавок к делу о хулиганстве, которое завели сразу.

Навигатор… Это вообще оказался не навигатор, а система координации боя, прибор, используемый спецподразделениями. Модель его оказалась старой, не подпадающей под гриф «запрещено к распространению», но распространялись они только в специализированной среде и под жестким контролем. То есть, Бэль и ее охрана могли, как юридическое лицо, охранное агентство, получив кучу разрешений, использовать такой, а я не мог.

Комиссар беседовал со мной полчаса, но я ничего ему не сказал. Что сказать, что мне дала его девочка-аристократка, которую я случайно встретил в парке? Бред! Да и раскрывать Бэль перед каким-то безопасником… Не хотелось.

Комиссара очень интересовал и другой вопрос, как мне удалось перепрошить прибор, стерев хорошо защищенный идентификационный номер. Я так понял, это очень сложная процедура, в кустарных условиях ее не сделаешь, а без номера определить настоящего владельца они не могут. Стирание номера — это не ношение, это уже преступление, и комиссар горел желанием выслужиться, а потому прессовал меня по-черному.

Я говорил, что нашел его в переходе метрополитена, ничего не знаю, крутил это по кругу, как диск, и повоевав со мной полчаса, ДБшник сдался: вид у меня уж больно потрепанный и пофигистский — понял, что большего сейчас не добьется. Но проблема не решена, в будущем меня ждут серьезные испытания.

К слову о навигаторе — это он поднял весь сыр-бор. Мой бой фиксировали все службы города, та красная кнопка оказалась активатором сигнала тревоги, да такого, на который обязана реагировать вся планета. Но даже несмотря на такую огласку, с мертвой точки в плане коррупции ничего не сдвинулось.

Кроме спецслужб, мой сигнал схватили более четырехсот человек, учащихся и работников школы — те самые устройства, которые я активировал перед выходом в вестибюль. Там были не только динамики — абсолютно все приборы связи в радиусе сотни метров. Я принудительно отправил сигнал на них, на все окружающие браслеты, не только музыку, а всё. Так что я стал героем, школа говорит только обо мне, но от этого на душе не легче.

— Да, сеньор комиссар… Конечно, сеньор комиссар… — расшаркивался Витковский перед офицером-безопасником. Не тем, что допрашивал меня, а другим, как понял — более важным. — Это дети, всего лишь дети, сеньор комиссар! Конечно, справимся! Ситуация полностью под контролем!.. Нет, родители не будут заявлять… Ну, не поделили дети чего-то, конечно, разберемся… Нет, не стоит акцентировать на этом внимания… Конечно, школа договорится с родителями, можете положиться в этом на меня… Да, как обычно…

Я видел, как в карман офицера из рук директора перекочевала золотая пластинка, они не стеснялись делать это почти в моем присутствии. Пластинка не такая, что валяется у меня в кармане, которую я забыл отдать Бэль в субботу, а более массивная, империалов на тысячу. То есть, и здесь глухо, как в воздуховодной шахте.

Итог. Я (пускай не сам, с помощью прибора, полученного случайно от другого человека) устроил дебош. Знатный, мощный, агрессивный, какой и планировал, с тяжелыми последствиями. При этом подал в город сигнал, круче которого быть не может, параллельно скинув информацию четырем сотням человек. И все равно с мертвой точки ничего не сдвинулось! Кампоса и дружков увезли в больницу, кто более-менее ходячий — отпустили по домам, не предъявив никаких обвинений, а против меня завели сразу два дела — хулиганство и электронный терроризм. Даже камеры, камеры системы охраны школы, были всем до фонаря. Золотая пластинка в карман ДБшника — и проблемы решены.

Расшаркавшись с комиссаром, директор подошел ко мне, и кивнув, «пошли», вошел в приемную.

— Сиди здесь.

Я сел.

Кресло было кожаным, причем из натуральной кожи, не заменитель, не промокнет. Жаль. Хоть в мелочи, а хотелось напакостить напоследок. Передо мной сидела крашеная кукла, секретарша Витковского. Я развалился, закинул ногу за ногу, и принялся внимательно ее рассматривать, оценивая сиськи и остальные внешние данные. Да, с такой бы и я повалялся! Теоретически. Практически бы побрезговал. Ненавижу высокомерных блядей!

Она меня боялась, и сильно. Руки ее дрожали, постоянно что-нибудь роняла, а глаз без конца дергался, косясь в мою сторону — не буду ли ее убивать прямо здесь? Я состроил кровожадную гримасу — такая реакция на свою персону начинала нравиться. «Шимановский, великий и ужасный», блин! Она занервничала еще больше.

Встала, вошла к Витковскому, прикрыла дверь. Вдруг раздался гневный рык слышимый даже сквозь закрытую дверь. Клево!

Секретарша выскочила, семеня мелкими шагами, смотря в пол. Следом появился директор, красный, как рак, рявкнул:

— Заходи!

Я поднялся и вошел, развалившись в кресле перед его столом. Он сел, уставился на меня. Помолчали.