Рик Годжер - Пикник на Луне

— Привыкнуть к этому до конца невозможно. Всегда замечаешь что-нибудь новенькое.

Я резко остановился и нагнулся, присматриваясь к почве. Слой пыли под нашими ногами кое-где украшал круглый узор. Крошечная стеклянная бусинка сверкала в центре окружности, а от нее расходились во все стороны линии волоски, такие тонкие, будто их выводили иголкой. Сферические полушария дополняли рисунок, и весь он был размером не более десятицентовой монетки.

— Что это? — удивилась Стаси.

— Я их называю цветами из пыли. Только не прикасайся, иначе все рассыплется. Мой друг считает, что это кратеры микрометеоритов. Видишь стеклянное зернышко в центре? Сюда попал метеорит, а рисунок вокруг него прочерчен ударной волной, от которой поднялась пыль. Мой друг даже книгу об этом пишет. Интересно, что узоры появляются далеко не на всякой поверхности, а лишь на тончайшем пылевом покрытии.

— А ты сам что о них думаешь?

— Я же сказал тебе, цветы из пыли. Их тут знаешь сколько, если приглядеться?

— Давай искать вместе.

Мы двинулись дальше мимо неуклюже громоздившихся полуразрушенных валунов, мимо небольших кратеров.

— Как странно, — продолжала Стаси, — что на этом отрезке пути так много легкой пыли, а я всегда думала, что рельеф на Луне однообразный, здесь ведь нет ни ветра, ни водных потоков, которые могли бы сместить верхний слой почвы, отшлифовать ее мельчайшие частицы.

— Ты права, что-то тут не по правилам.

Мы молча пошли дальше. Я высматривал подходящую площадку, чтобы расставить наши тенты. Вскоре мы со Стаси оставили позади, если можно так выразиться, лес валунов и вышли на открытое место. Вид отсюда открывался сногсшибательный, прямо-таки созданный самой природой Стоунхендж — терраса на склоне холма, окруженная рядом грубых колонн. С восточной стороны кольцо колоннады размыкалось и оттуда виднелась уходившая вдаль плоская равнина. Почти полная Земля низко нависала над узенькой полоской горизонта. Казалось, на этой подернутой рябью глади, похожей на океанскую поверхность, вот-вот вынырнет парус, и прибой заплещется на песчаной отмели.

Потрясенная Стаси остановилась, как вкопанная, и лишь повторяла:

— Какое чудо! Какое невероятное чудо!

Она обернулась ко мне.

— И ведь до нас здесь еще никто не был, правда?

— Ты же видишь, здесь нет следов. Я приберегал это местечко для особого случая.

«Бог покарает меня в конце концов», — кольнула мысль.

— А теперь пора вылезать из скафандров, не мешало бы подкрепиться. Умираю с голоду, — заявил я.

Я развязал сложенные тенты, поставил их рядышком вплотную, дверь к двери. Впрочем, входное отверстие в таких палатках представляло собой просто-напросто круглую дыру, окаймленную мягкой прокладкой-присоской, так что можно было плотно закупорить ее изнутри дверной пластиной, а можно и составить из двух палаток одну, попросторнее, плотно прижав друг к другу их входные отверстия. Стоит наполнить палатки воздухом, дверные прокладки так соединятся — не разомкнешь.

Я подержал «дверь», пока Стаси ползком забралась внутрь и втянула за собой одеяла и сумку, а потом последовал за ней тем же манером. Согнувшись в три погибели, я тщательнейшим образом соединил входами обе наши палатки.

— Кажется, все герметично. Сейчас проверим, что у нас получилось. Я начну выпускать воздух из баллона. Если заметим, что он просачивается наружу, придется отложить пикник до другого раза.

— Я этого не переживу, — шутливо ужаснулась Стаси и на всякий случай поддала мне коленкой.

Я покрутил вентиль баллона. Куполообразные верхушки тентов зашевелились, как живые, и начали надуваться.

— Как будто мы внутри резинового матраса, наполненного водой, — высказалась Стаси.

Я дополнил:

— Напоминает поцелуй двух медуз.

Мы наблюдали за тем, как надувается соседняя палатка, сквозь прозрачные пластиковые стенки нашей. Стаси принялась расстилать на полу одеяла.

— Зачем нужно было тащить оба тента?

— Там у нас будет камера хранения. Увидишь, когда мы сбросим скафандры, покажется, будто мы вчетвером теснимся в одной палатке.

— Хорошо, что всех четверых не надо кормить завтраком. Ты посмотри, какие у нас одеяла.

Она взялась за одеяло, и в руке у нее остался оторванный лоскут.

— Похоже, здешняя атмосфера и солнечный свет не очень подходят для шерсти.

— Они порядком износились и без того.

Она продолжала расспрашивать:

— Ну как, воздух не проходит?

— Пока все идет, как надо.

Палатки, накрепко соединенные присосками, держали жесткую форму. Температура воздуха выровнялась на двадцати пяти градусах по Цельсию, давление установилось порядка двухсот тринадцати миллибар.

— А теперь можно снять скафандр?

— Сначала я попробую.

Я осторожно раскрутил колечко застежки на вороте своего скафандра. Ничего страшного не произошло. Снял шлем и сразу ощутил приятное тепло воздуха, заполнившего палатку. Каменные глыбы как раз против нашего временного пристанища излучали жар, от которого раскраснелись щеки.

— Потрясающе!

Я освободился от лямок рюкзака. Еще несколько мгновений — и мы оба стащили с себя скафандры.

В тонких шерстяных рейтузах, надетых под скафандр, Стаси смотрелась на все сто. Она сняла перчатки, носки и уселась, болтая ногами. А я собрал наши скафандры, шлемы, обувь и перенес все это в соседнюю палатку. Теперь у нас было просторно — из вещей оставался только мой рюкзак. Рюкзак Стаси я отправил вслед за остальными пожитками.

— Вот и ладушки.

Я с наслаждением принялся распаковывать сумку с продуктами.

— Итак, мы имеем цыпленка, французские булочки, причем теплые, салат из капусты, помидоры, красный перец. Позвольте предложить вам бокал этого чудесного, легкого вина, капитан Крамблитт.

Я разлил вино в бокалы, затем положил в тарелки побольше всякой всячины. Мы разлеглись на одеялах, подсунув под спины мой рюкзак.

— Как здесь чудесно, Панчо, — бормотала Стаси с набитым ртом.

— Ага, да здравствует повар, и хвала всевышнему, что он не обременяет нас своим присутствием, — пошутил я.

Спустя два часа я откинулся назад с ощущением приятной тяжести в желудке. Стаси наполняла наши бокалы из второй бутылки. Атмосфера в палатке приближалась к тропической. Высоко в небе повисла Земля, переливавшаяся сверкающим кобальтом, ослепительно-белым и бирюзой. Мы лежали, касаясь друг друга бедрами. Стаси склонилась ко мне на плечо.

Мне захотелось выпить за родную планету.

— Предлагаю тост за всех тех, чьи взоры устремлены на нас оттуда и за то, что мы тоже смотрим на них.

Тост вышел несколько сумбурный, но все же неплохой.

— Они не могут увидеть нас, — прошептала Стаси, делая глоток. — Мы же находимся в фазе новолуния.