Питер Дэвид - Легионы огня: из темноты

А потом, когда сознание начало гаснуть, в его голове прозвучали слова его друзей. Его нервные окончания и синапсы ответили на его вопрос с некоторой долей иронии:

«Стоило ли карабкаться на гору?..»

Это в какой-то мере потрясение и личное разочарование, но я должен признать, что выжил из ума. Я понял это потому, что впервые…. в общем…. впервые за все это время… мне действительно стало жалко Мэриел.

Мэриел, моя бывшая жена, принадлежит к числу тех, о ком написано множество тревожных строк в этом дневнике. Она также является супругой нашего неподражаемого — благодарение Великому Создателю, если бы был еще кто-то ему подобный, то я бы сошел с ума гораздо раньше, — премьер-министра, благородного.

Дурлы. Я совершенно не удивлен, что Мэриел вышла за него замуж. Это вполне в ее духе. Мэриел влекло к тем, кто обладал властью, так же, как прилипалу — к аисту. [3] В оригинале — непереводимая игра слов. Лондо путает похожие по звучанию и написанию английские «stork» (аист) и «shark» (акула). Но еще примечательнее то, что автор новеллы путает английский с языком оригинала дневника Лондо. — Прим. ред.

Некоторое время она увивалась около Вира Котто, моего бывшего атташе, а ныне посла на Вавилоне 5. К счастью для себя, он проиграл ее в карты. Тогда это меня шокировало. Но теперь, оглядываясь назад, я думаю, что тут замешано нечто большее, чем простое везение.

Совсем недавно я проходил мимо роскошных апартаментов Дурлы, которые он в те дни отвел для себя. Раньше, когда он был просто министром Дурлой, министром.

Внутренней Безопасности, его резиденция была в другом месте. Но став премьер-министром, Дурла переселился во дворец. Это полагалось при этой должности, но большинство министров не пользовались этим правом. Однако Дурла был не такой, как остальные. Он немедленно водворился в дворцовую резиденцию и, сделав это, ясно дал мне понять, что я никогда от него не избавлюсь. Что он, в действительности, намерен стать императором.

Конечно же, он в этом не признавался. Иногда он практически бросал мне вызов, но всегда делал это очень осторожно, а потом быстро отступал. Для того, кто занимает столь высокое положение и обладает такой властью, он действительно был очень малодушным. Это вызывало у меня отвращение.

Удивляюсь, почему он вызывает у меня такое отвращение. Я должен быть благодарен за это своей счастливой звезде, потому что будь сердце Дурлы по-настоящему мужественным, то остановить его было бы невозможно. Он может далеко пойти, но это не имеет значения, потому что этого нельзя сделать в одиночку.

Итак…

Я проходил мимо апартаментов Дурлы и услышал, что оттуда доносится что-то, похожее на рыдания. Забавно, что я до сих пор сохранил какие-то остатки галантности. Как обычно, меня сопровождали гвардейцы. Также со мной был мой помощник Дансени. Дансени, давний слуга Дома Моллари, был выше меня ростом, но с возрастом стал несколько ниже, как будто его тело согнулось под грузом прожитых лет. Он заметил этот звук еще раньше меня. Он замедлил шаги, и привлек мое внимание.

— Кажется, у кого-то проблемы, — заметил я, услышав плач. — Как вы думаете, мне стоит вмешаться?

— Не знаю, Ваше Высочество, — ответил он, что на самом деле означало «да».

— Мы можем проверить, в чем дело, Ваше Высочество, — предложил один из гвардейцев, остановившись около двери в апартаменты Дурлы.

— Вы? — скептически произнес я. — Вы исследуете вещи, стреляя в них. Это не осуждение, это просто констатация факта, так что, пожалуй, не стоит. Мне вовсе не хочется поручать это дело тому, кто изучает вещи, стреляя в них.

Полагаю, что могу справиться с этим сам.

— Сами, Ваше Высочество? — спросил другой гвардеец.

— Да. Сам. Я предпочитаю делать все до того, как это сделают за меня другие.

Без лишних слов, без стука или предупредительного звонка я вошел в комнату.

Войдя внутрь, я оказался в богато обставленной гостиной, полной статуэток. Похоже, что Дурле это нравилось. Я же чувствовал себя так, будто попал в музей, а не в жилое помещение. В дальней стороне гостиной находился огромный балкон, с которого открывался захватывающий вид на город. Вид из моего тронного зала был совсем не таким.

На балконе, опираясь на перила, стояла Мэриел. На мгновение мне показалось, что она готова броситься вниз. Обычно ее лицо было старательно накрашено, но в этот раз тушь была размазана. Ее лицо покрывали синие и красные полосы косметики, что придавало ему вид штормового неба на закате дня.

Заметив меня, она охнула и попыталась вытереть лицо. В результате еще сильнее размазала косметику по щекам, став похожей на ведьму из старых сказок.

— Я…. прошу прощения, Ваше Высочество, — сказала она, оставив отчаянные попытки привести себя в порядок. — Понимаете…. я не ожидала, что вы решите нанести визит…

— Успокойтесь, Мэриел, — сказал я, а потом достал из кармана своего белоснежного жилета носовой платок и протянул ей. Если честно, не могу передать словами, насколько я презираю традиционный белый цвет императорского одеяния. Майкл Гарибальди, мой старый друг на Вавилоне 5, однажды назвал его «костюмом цвета сливочного мороженого». [4] Вероятно, аллюзия на название рассказа Р. Брэдбери. — Прим. ред. Не знаю, что именно он хотел этим сказать, но сомневаюсь, что это был комплимент. Не могу винить его за это, я сам нахожу в этом костюме очень мало привлекательного.

— Успокойтесь, — повторил я. — Я оказался здесь случайно. Просто шел мимо и услышал, что кто-то плачет. Вокруг так много тех, кто нуждается в помощи, — и я махнул рукой в сторону города. — Я не могу уделить внимания им всем. Но, по крайней мере, я могу помочь той, кто живет здесь, в этих четырех стенах, не так ли?

— Это так любезно с вашей стороны, Ваше Высочество.

— Оставьте нас, — сказал я гвардейцам. Дансени, со свойственной ему тактичностью, остался ждать в коридоре.

— Оставить вас, Ваше Высочество? — они были преисполнены подозрительности и медлили с выполнением приказа.

— Да.

— По приказу премьер-министра Дурлы мы обязаны все время быть рядом с вами, — сказал один из гвардейцев. Я бы мог привести здесь множество утонченных описаний, которые бы подошли ему в качестве характеристики, но, пожалуй, не стану этого делать. Мои гвардейцы были все словно на одно лицо.