Анна Варенберг - Последний владыка

В мире «Башни гоблинов» есть несколько так называемых королевств, и каждое на свой лад разрешило старую проблему законного наследования. Например, в королевстве Ксилар власть передается не по наследству: в конце пятилетнего срока правления ксиларцы ритуально обезглавливают каждого монарха и швыряют голову бывшего правителя в толпу, словно свадебный букет. Всякий, достаточно везучий (или невезучий), поймавший этот малоприятный приз, становится следующим королем Ксилара и волен пользоваться некоторыми удовольствиями и привилегиями королевской власти, пока не придет и его очередь лечь под топор палача. И все же заслуживает внимания еще один элемент в составе вымышленных цивилизаций, а именно то обстоятельство, что в таких мирах или царствах будет и своя литература. Ее следует показать, затронуть хотя бы вкратце и сделать частью фоновой информации. С этим компонентом ремесла мастерски обращался тот же Спрэг де Камп. В нескольких романах и рассказах о Кришне, вымышленной планете, вращающейся вокруг Тау Кита, он вводит в повествование выдуманную литературу — замечательно, умно и незаметно. Иногда его персонажи ссылаются в разговоре на сцены или ситуации из кришнианской эпической литературы, как это делают начитанные люди, например в «Руке Зеи»: «Что беспокоит моего капитана? Ты выглядишь таким же кислым, как Карар, когда его обманул король Ишка», — а чуть дальше замечает: «Одно дело бахвалиться с пафосом, как героиня «Заговорщиков» Хариана, другое — быть готовым отбросить ради любви удобства и привилегии своего высокого положения». А иной раз он вводит схожие данные в саму сцену, как в «Башне Занида», когда Мжипа отклоняет приглашение прогуляться по кабакам, говоря:

«— Что касается меня, то эти драки вызывают у меня только головную боль. Я предпочитаю оставаться дома и читать «Аббека и Даней».

— На языке оригинала, Гозаштандоу? Все двести шестьдесят четыре песни?

— Конечно, — подтвердил Мжипа. — Боже, что за страшная участь быть интеллектуалом».

Чуть дальше в той же книге Фоллон замечает: «Сегодня вечером в Сахи премьера восстановленных «Заговорщиков» Хариана. Я заплачу за места». Таким образом он бросает фоновый фольклор в поток действия. Заметьте также, как хитро поддерживает де Камп эту систему фонового фольклора заботливыми перекрестными ссылками: ведь эта же самая пьеса упоминалась в цитированном выше другом романе «Рука Зеи».

Толкин очень эффективно использует этот прием. Однако во «Властелине колец» отрывки местной литературы часто присутствуют прямо в диалогах, как, например, в первом томе «Братство кольца» в сцене в третьей главе, где Фродо и его спутники, проезжая через лес, встречают отряд эльфов. Те поют древнюю эльфийскую песню, и Фродо сперва слышит лишь их голоса:

«Гилтониэль! О Элберет! Очей твоих бессмертный свет! Тебе поет лесной народ в иной земле, за далью вод».

Во «Властелине колец» много таких песен и даже баллад, так же как ссылок на древние книги, эпос, повести и легенды, — и все это вплетено в ткань самой трилогии. Такие небрежные ссылки на литературу вымышленного мира добавляют произведению совершенно новое измерение реальности, и большинство крупных писателей в жанре фэнтези поняли это (хотя Берроуз и Меррит несколько несовершенны в этом аспекте создания миров).

Роберт Говард, например, часто использовал цитаты из вымышленной литературы Хайборийской эры для эпиграфов в «Фениксе на мече», где эпиграфы взяты из обрывков вымышленной летописи («Немедийские хроники»), балладной литературы («Дорога королей») и так далее. Говард также понял декамповскую идею усиления иллюзии истинным историческим контекстом, применяя перекрестные ссылки между рассказами и повестями. Та же баллада «Дорога королей» употребляется в эпиграфе к другой повести о Конане — «Алая цитадель», так же как некоторые аквилонские пословицы и походная песня боссонских лучников.

Я этому трюку научился у Говарда и использовал в качестве эпиграфов к главам своих книг о Лемурии различные исторические документы, такие, как «Лемурийские Летописи» и «Анналы Царгола», магические и оккультные сочинения вроде «Алой Эдды», гримуара Шараши, эпоса вроде «Саги о Тонгоре», отрывки из лемурийской литературы вроде «Песни Диомбара о последней битве» и множества народных хоровых песен, пословицы и поговорки, боевые и походные песни вроде «Барабанной песни племен Коданги», «Боевой песни Черных Драконов» и «Караванной песни кочевников Джегги».

Я не очень далеко зашел в своей работе над лемурийскими книгами, когда сообразил, что мне лучше во избежание ошибок написать кое‑что из их литературы заранее. Например, в моих записных книжках содержится весь текст «Летописей Лемурии», а в одном из романов «Тонгор в городе магов» (1968) я счел, что будет забавно пустить в виде эпиграфа полный текст «Саги о Тонгоре». Таким образом, там есть полный текст песни (все сто двадцать четыре строки), которая в остальных книгах цитируется по частям. Однако ни «Алая Эдда», ни «Свидетельства Эа», ни любая из песен не существует в моих записных книжках в полном виде, хотя «Песня Диомбара», законченная баллада, опубликована в журнале «Амра» и будет перепечатана в издательстве «Аркхэм хауз» в выходящей книге моих стихов «Грезы из Рьлиеха».

Некоторые сочинения в жанре воображаемых миров довольствуются ограниченной сферой действия (события развиваются в пределах одного государства), но большинство писателей расширяют масштаб своих сюжетов, охватывая континент или даже полушарие. Например, говардовские повести о Конане переносят читателя из протоскандинавской Киммерии, Асгарда, Хайбореи в Протокитай на далеком востоке, называемый Кхитаем, на юг к первобытным королевствам того, что мы назовем Африкой, и так далее, включая визит — другой в Вендию (говардовское название Индии).

Конструируя воображаемую среду для романа фэнтези, в общем‑то неплохо намекнуть на присутствие — по крайней мере закулисное присутствие — целого разнообразного мира. Романы Морриса включают в себя приключения на целом континенте до самого Конца Света и тому подобное, ни одно из проезжаемых героями королевств не является для них особенно странным или чуждым. Он писал, конечно же, в традициях романов о поисках святого Грааля, Мэлори, «Персиваля» Вольфрама фон Эшенбаха и в определенной степени всемирной панорамы у Арлосто, Спенсера и «Амадиса». В таких средневековых сочинениях мир изображался продолжением знакомой читателю культуры, без всяких попыток заставить чужие страны казаться действительно чужими. Все жители мира «Амадиса Гальского» или «Парсиваля» говорят на одном языке; у Баяра и Аристо принцессу далекого Китая зовут Анжеликой. Моррис писал в этой же традиции: его мир или миры — это продолжения гобелена средневековой Европы.