Иэн Бэнкс - Черта прикрытия

Хотя... достаточно сильная и долгая боль способна сломить любое сопротивление. Если ей повезет, она снова утратит рассудок.

— Смерть — реальная смерть — в Аду почитается за благодеяние, — сказала она повелителю демонов. — Так я слышала.

— И это совершеннейшая правда! — проревело чудовище. — Одно убийство каждый день. Вот что ты должна будешь для меня делать.

— И что это даст?

— Они умрут. Полностью и окончательно. Их не станут воскрешать, будь то в этой Преисподней или где-то еще. Их сотрут. Удалят.

— Но зачем?

Тварь откинула назад громадную голову и расхохоталась. В долине у подножия престола заколебались языки пламени и прижались к земле дымные клубы. Свечи затряслись и зачадили еще пуще, с них потекли капли воска.

— Чтобы вернуть в Ад надежду! Ты будешь их ангелом, шлюха! Они станут взывать к тебе, чтобы ты явилась и избавила их от вечных мук. Они станут поклоняться тебе, как богине. Они постараются задобрить, умилостивить тебя, понесут на твои алтари бесчисленные жертвы и дары, и любая бессмысленная хуйня, которая, по их мнению, способна будет сработать, тоже пойдет в ход. А тебе я предоставлю выбор: кого же одарить истинной смертью? Внимай их идиотским молитвам или бесстрастно игнорируй их. Делай что хочешь. Если тебе это по душе, позволь, чтобы тупые пидоры учредили ебучие коллегии выборщиков, а те пускай определяют демократическим голосованием имя маленького счастливого личинкососа, которому повезет стряхнуть с себя невыносимую тяжесть вечной боли. Мне похер. Просто убивай одного из них ежедневно. Ты, конечно, постараешься меня обхитрить, прикончив больше маленьких засранцев, но я тебя сразу предупреждаю, что это не сработает. Они, конечно, умрут. Но потом воскреснут — здесь же, и от этого им станет только хуже.

— А если я никого не стану убивать?

— Тогда голод будет нарастать внутри, пока не станет так невыносим, что тебе покажется, будто какая-то зубастая тварь проедает себе путь наружу через твои потроха. Он сделается совершенно нестерпимым. Да и наши маленькие негодники будут без тебя тосковать. Кто еще даст им надежду на освобождение?

— А какой в этом смысл? Вырвать одну душу из этой бесконечной круговерти страданий?

— Не бесконечной! — заорала тварь. — Преисподняя огромна, но у нее есть границы. Ты уже ободрала себе тупую башку о небосвод, пиздоголовая идиотка! В свободное время можешь летать куда глаза глядят — авось и доберешься до железных стен Ада, царапнешь их когтями и вернешься, чтобы рассказывать мне басни о бесконечности! Конечен Ад, конечен. Он действительно огромен, но и тут существуют пределы. А душ мучеников тут уже охрененно много!

— Сколько?..

— Миллиард с четвертью! Ну что, довольна, блядь? Лети и пересчитай их по головам, если у них есть головы и ты мне не веришь! Мне похуй. Ты мне уже надоела. Ах да, чуть не забыл: тебе это с рук не сойдет. Не думай, что заполучила непыльную работенку. Каждый, кого ты убьешь, передаст тебе частицу своей боли. Чем больше ты прикончишь, тем сильнее станет мука, которую тебе предстоит испытать. Думаю, что в конце концов боль, впитанная тобой из тех, кого ты освободила, сравняется с муками голода. Ты, наверное, опять сойдешь с ума, но мы тебе как-нибудь поможем. У меня будет время подыскать местечко, которое бы лучше отвечало твоим талантам!

Властелин демонов стиснул раскаленные докрасна подлокотники трона, сделал несколько шагов вперед, так что ей пришлось отлететь назад, и заревел:

— Съебывай отсюда и начинай убивать!

Она почувствовала, что страшно голодна. Живот свело, а крылья, казалось, сами начали развертываться под гнетом ужасной, непереносимо острой жажды полета. Она напрягла каждую мышцу своего огромного тела и чудовищным усилием удержала себя на месте.

— Прин! — прокричала она. — Что с Прином?

— С кем? Что?

— Прин! Мой возлюбленный, мы с ним вместе сюда проникли! Скажи мне, что с ним, и я сделаю все, что ты хочешь!

— Ты сделаешь то, что я тебе прикажу, независимо, блядь, от того, нравится тебе это или нет, ты, тупая червивая пизда!

— Скажи мне!

— Убей для меня тысячу, и я подумаю над твоей просьбой.

— Обещай мне! — завыла она.

Гигантский демон снова расхохотался.

— Обещай? Ты в Аду , кретинка глистоголовая! Какого хера я тебе должен что-то обещать, если только не затем, чтобы потом разбить твою надежду? Вали отсюда, пока я не передумал и не оборвал твои инкрустированные спермой крылья чисто по приколу! Приходи сюда опять, когда положишь существованию десяти раз по сто душ нежелательный конец, и я подумаю, стоит тебе что-то рассказывать про твоего ненаглядного Прина или нет, а теперь пошла на хер !

Тварь протянула к ней огромные руки, каждую шириной со все ее тело. Скрюченные пальцы с хищными когтями стригли воздух, словно пытаясь дотянуться до нее и раздавить.

Она метнулась назад, прочь от него, петляя и делая нырки, а оказавшись на безопасном расстоянии, с подозрением и страхом воззрилась на владыку демонов, который уже опустился обратно на раскаленный престол. Сажа и клубы дыма от его недавних движений заполнили воздух вокруг исполинского трона.

Она убила свою первую душу вечером того же дня. И без того тусклый свет померк еще больше, стал красновато-рыжим бессолнечным сумраком.

То была молодая павулианка, распятая на кольях рогатки, водруженной на стылом склоне холма над вяло сочившимся кислотой потоком. Мученица почти не переставая кричала, замолкая лишь на недолгие мгновения, чтобы запастись воздухом для нового крика.

Чей снизилась, подлетела к ней и стала слушать вопли жертвы. Потом попробовала поговорить с ней, но для пытаемой слова уже не имели никакого смысла. Колеблясь, она оглядела жуткий пейзаж. Почему-то он показался ей знакомым. Но нет, это был не тот же самый холм и не та же самая рогатка, за которой некогда прятались от демонов-костеедов они с Прином.

Она сомкнула два огромных черных крыла вокруг девушки и выпустила из тонких кожистых мембран на кончиках крыльев острые лезвия. Ей хотелось плакать, но воли слезам она не давала.

Чей ощутила, как душа несчастной покидает искалеченное, разъятое, скрученное тело и сперва перебирается в ее собственную оболочку, а потом исчезает совсем, как маленькое облачко в сухой жаркий полдень.

Теперь терзавший ее голод изменился. Она стала грызть тело, выламывая и отбрасывая в сторону кости, чтобы проще было подобраться к сочным ягодицам.

Улетая на свой дальний насест, она размышляла, насколько вырастет боль после того, что она только что сделала.

Она думала об этом и позже, пока висела в гнезде и переваривала съеденное.

Но она отделалась одним больным зубом.