Джулиан Мэй - Вторжение

Терапия поможет мне, надо только не сопротивляться, а, наоборот, идти ей навстречу…

Она окинула противоположную сторону улицы, стоянку машин перед больницей Хичкока, что выходит на оживленную Колледж-стрит. Вот оно, всего в пятистах футах, ветхое серое здание, двухэтажное с фасада и одноэтажное с тыла в окружении тонких березок и вечнозеленых деревьев. Настоящий дом с привидениями из романа Стивена Кинга, зияющий темными глазницами окон.

Не запугаешь. Пошел ты к черту со своей Группой! Я плюю на тебя!

Люсиль вдруг снова вскочила на велосипед и понеслась прямо через дорогу, к дому номер 45 по Колледж-стрит. Перед зданием стояли всего две машины – старый «мустанг» Гленна Даламбера и шикарный новенький «линкольн» с массачусетским номером – явно какого-нибудь визитера.

Что, съел? Я вернулась, не испугалась тебя! Ты думал, я дам себя захомутать, думал, покорюсь, как Донна Чан и Дейн Гвелтни? Не выйдет, я буду жить своей жизнью и сумею навести порядок в своих немощных мозгах наперекор тебе и твоей своре!

Дом окутан тишиной, никакого отклика. Люсиль поняла, что обратилась к нему на личной волне, которую он и его мозговые черви называют «ментальным почерком». А Ремиларда и нет здесь нынче. Ее красивый вызов пропал впустую.

Так ли уж впустую? Она сразу почувствовала себя лучше. И, чтоб закрепить преимущество, показала фигу зданию, где творит доктор Дени Ремилард. Затем развернулась, снова пересекла Мейнард, оставила велосипед у крыльца и вошла в Центр душевного здоровья.

Д-р Сампсон. Я рад, Люсиль, что вы решили возобновить сеансы. Означает ли это, что вы окончательно отказались от перевода в Ривьер-колледж.

Люсиль. Да, доктор Билл, я передумала.

Сампсон. Отчего?

Люсиль. В прошлом семестре мне казалось, что от этой терапии никакого толку. А потом, я волновалась за маму – как она там справится с папой одна, ей же еще работать надо, преподавать… Вот я и подумала: избавляюсь разом от тревоги и от чувства вины. Если б я перевелась в Ривьер-колледж, то и диплом бы защитила, и маме с папой смогла бы помогать, как раньше. Там, в Нашуа, на летних каникулах, я какое-то время чувствовала себя хорошо, а потом… а потом все по новой, вся пакость!

Сампсон. Тревога, бессонница?

Люсиль (смеется) . Если бы только! Доктор Билл, я не была с вами до конца откровенной. Вы всех моих симптомов не знаете.

Сампсон. Почему вы не были откровенны?

Люсиль. Боялась. Если кто-нибудь пронюхает, меня вышибут из колледжа.

Сампсон (мягко) . Но вы ведь не сомневаетесь, что наши с вами разговоры строго конфиденциальны.

Люсиль. Пусть так… Но, понимаете, все так странно, что, пожалуй, могло бы заинтересовать… Впрочем, не важно. Я решила, что об этом можно не говорить, ведь у меня давно ничего подобного не повторялось, с тринадцати лет. Мало ли что бывает при подростковой депрессии!

Сампсон. Хорошо, не хотите ли рассказать мне сейчас?

Люсиль. Да, видно, придется, потому что все началось снова. Когда я приехала домой, к родителям, оно опять на меня навалилось. Своим я ни слова не сказала – они бы испугались до смерти, как в прошлый раз… В общем, вы – моя единственная надежда. Я не пойду к Ремиларду! Не пойду!

Сампсон (в замешательстве) . К Дени Ремиларду? К парапсихологу?

Люсиль. Он во всем виноват! Его умственные трюки! Если б только он оставил меня в покое…

Сампсон (сделав пометку в блокноте). Люсиль… Погодите, успокойтесь. Давайте сначала выясним, что за симптомы…

Люсиль. Угу. Мне было тринадцать, тогда все и началось. Нервы, озноб, тревога… а еще кошмары… И после… сгорел наш дом. Я его спалила.

Сампсон. Что, нарочно?

Люсиль. Нет-нет! Я не хотела! Просто… я была тогда сама не своя. Никто меня не понимал, всякая дребедень лезла в голову, и поделиться не с кем… С родителями я говорить не могла… У отца склероз… с ним стало невозможно. Я жалела его, а он ворчал, что я только путаюсь у него под ногами… И вот мне начал сниться пожар. Вроде бы я Жанна д'Арк, и подо мной поджигают костер. Я прощаю палачей, а пламя подбирается, подбирается, вся кожа пошла трещинами, кости горят, и кажется, скоро от меня останутся только искры, которые улетят в рай, если я не буду бояться. Но я боялась. Пламя жгло – я ведь не святая… ну и просыпалась с воплями и поднимала на ноги весь дом. И маму, и папу, и младшего брата Майка. Это было ужасно!.. Даже хуже, чем когда я проснулась и увидела, что вся комната в огне.

Сампсон. О Боже!.. Извините. Продолжайте, пожалуйста.

Люсиль. Я выбежала, разбудила маму и Майка, мы посадили папу в коляску и едва успели вывезти его наружу. Когда пожарные приехали, спасать было почти нечего. Папин рояль сгорел… концертный «Стенвей», папа купил его еще до женитьбы, когда учился в Бостонской консерватории и мечтал стать концертирующим пианистом. Рояль стоит бешеных денег, но папа его не продал, даже когда поставил крест на своей карьере. Потом он заболел, перестал играть в салонах, давать уроки и, чтобы содержать семью, решил продать рояль. Но мама не позволила, потому что ему тот рояль был дороже всего на свете… А я его сожгла.

Сампсон. Так ведь не намеренно, вы сами сказали.

Люсиль. Моя спальня была прямо рядом с гостиной, где стоял рояль. Огонь вспыхнул в стене – так сказали пожарные. Я не курила – ничего такого, но моя кровать и рояль по ту сторону стены вспыхнули первыми.

Сампсон. Должно быть, с проводкой что-то.

Люсиль. На той стене проводки не было, только лампа возле рояля… Родители решили, что я встала во сне и зажгла спичку. Понимаете, я сама сказала им, что виновата, только не посмела объяснить – как я это сделала. Мне снился пожар. Сны делались все правдоподобнее, пока не сбылись.

Сампсон. Что вы хотите этим сказать?

Люсиль. Я умом подожгла. Подсознательно… Я из тех чудовищ, на которых Ремилард ставит опыты в лаборатории. Он выслеживал меня еще до поступления в Дартмут, когда мне было одиннадцать. Потом они начали меня уговаривать поступить в колледж. Я не хотела, но они выбили для меня стипендию, и тут уж родители сказали свое слово. В шестнадцать лет я приехала в Хановер, и Ремилард с ходу включил четвертую скорость. Мол, я должна быть чертовски благодарна, что меня привлекают к такой работе, ведь я, в сущности, ничего не умею – разве что на луну выть да столы двигать. А я говорю – нет, и все! Он три года меня одолевал со своими стервятниками, но я ему так прямо и заявила: плевать мне на вашу парапсихологию, хочу жить нормальной жизнью, заниматься законной наукой, скажем, биохимией, а всякая оккультная чушь не по мне. Пусть раз и навсегда зарубит это на носу!

Сампсон. Простите меня, Люсиль, вы же умная девушка, неужели вы не видите, что сами себе противоречите?