Генри Олди - Кукольник

— То есть?

— Все отрицайте. Вы не причиняли Тумидусу никакой боли. Он обвинил вас ложно, по неизвестным вам мотивам. Личная антипатия, расовая неприязнь, нежелание выплачивать гонорар. Не важно. Главное: вы ни в чем не виноваты. Ни перед клиентом, ни перед законом. И постарайтесь сами в это поверить.

— Странно. Вы, адвокат, советуете мне давать на суде ложные показания?

Синьора Вамбугу улыбнулась с легкой иронией.

— Странно другое, баас Борготта. Вас, имеющего судимость, удивляет гибкость моих предложений? Вы ведь, извините, рецидивист. Имели дело с правосудием. Статьи 83, часть первая — кража личного имущества — и 173-прим — нанесение имущественного ущерба. Кемчуга, тюрьма Мей-Гиле… Полагаете, я не ознакомилась с вашей биографией?

— Я был невиновен. Меня подставили.

— А у меня есть сведения, что вы признали себя виновным.

— Признал. Меня убедили, что так будет лучше.

— Значит, в тот раз вы послушались адвоката?

— В тот раз меня убеждал не адвокат. — Лючано вспомнил разговор с маэстро Карлом и последующую «игру в боль» с Гишером Добряком. — Извините, я не хочу об этом говорить.

— Хорошо. Значит, вы считаете, что честность — лучшая политика?

— Считаю.

— Я вижу, вы все-таки не поверили мне.

— В чем?

— В том, что системы слежения отключены. Ладно. Достойная позиция, баас Борготта. Но крайне шаткая. Уж поверьте моему опыту. Вы не против, если мой Лоа на краткий период времени подружится с вашим? Минуту, не больше. Это нужно для лучшего взаимопонимания между нами.

Тарталья никогда раньше не участвовал в вудунских ритуалах. Интересно, на что это похоже? Контакт невропаста и куклы? Он вспомнил пустые глаза парня, чей Лоа застрял в танцующем ученике бокора, и поежился, как от сквозняка. С другой стороны, вряд ли синьора Вамбугу предложит клиенту опасную форму взаимодействия… Так и адвокатской лицензии недолго лишиться!

— Я согласен.

— Чудесно. Сидите, где сидели, не вставайте. Больше никаких ограничений.

Адвокат положила на стол фиолетовую, в тон саронгу, сумочку и принялась извлекать «инвентарь». Лоскутный коврик джу-джу: таких полно в любой лавке сувениров. Набор стеклянных баночек. Сигара, короткая и толстая. Обычный с виду мелок.

— Пемба, — пояснила она, указав на мелок. — Для сдерживающих узоров «веве». А это сигиль…

На столик лег деревянный идол.

— Это абибо…

Рядом с идолом возник веер из птичьих перьев. За ним последовали грубая керамическая чашка, флакон с притертой пробкой, медицинский пробник для взятия анализов крови, коробка древних спичек со смеющимся козлом на этикетке…

— Не волнуйтесь, баас Борготта. Я имею степень майомберо… — Адвокат впервые запнулась, подыскивая нужное слово на унилингве. — Докторскую степень по фундаментальной одержимости. Это обычная процедура. Иначе я не смогу защитить вас от давления обвинителя Нганги. Он — мастер коптить белую тарелку…

Это напоминало беседу доктора с капризным ребенком. Назвать по имени все инструменты, рассказать о необходимости лечения, успокоить и отвлечь. Вот только Тарталья, Человек-без-Сердца, давно не был ребенком. Интересно, когда ты спокойней всего? — нуждаясь во враче, в адвокате или в могильщике…

«Не смешно, малыш», — издалека ответил маэстро Карл.

Не смешно, согласился Лючано. Я и не шучу.

Вудуни расчертила мелком темную столешницу: круг, в нем — второй, между границами кругов — хитрый орнамент. В центре рисунка зажглась четырехлучевая звезда. Один из лучей указывал на Тарталью, другой — на Фионину. Затем синьора Вамбугу застелила стол лоскутным ковриком, скрыв от глаз круги, орнамент и звезду. На коврик она водрузила идола и зажгла рядом с фигуркой ароматические свечи.

Запахло незнакомыми пряностями.

У Лючано закружилась голова. Похоже, в состав свечей входил легкий наркотик.

Открыв баночку, адвокат подцепила ногтем указательного пальца часть содержимого, похожего на пчелиный мед, и нанесла на голову идола. Смешав в керамической чашке «мед» еще двух баночек и зеленую жидкость из флакона, она пробником взяла у себя капельку крови и впрыснула туда же. Включила режим ультрафиолетовой стерилизации, очищая пробник.

— Вашу правую руку, пожалуйста.

Лючано повиновался без возражений.

Едва ощутимый укол — и его кровь отправилась в чашку. Возник низкий вибрирующий гул; постепенно он набрал силу. Тарталья не сразу сообразил, что гул издает синьора Вамбугу, начав едва ли не с инфразвука. Словно некий праязык, давным-давно канув в пучины вечности, сейчас поднимался на поверхность, выпячивая горб мокрой спины.

Казалось, вибрирует уже вся камера.

Ладони женщины тягучим жестом омыли лицо — снизу вверх. Глаза стали заметно темнее: сапфиры превратились в агаты. Масса тонких косичек, в которые были заплетены волосы синьоры Вамбугу, зашевелилась кублом змей. Черты лица застыли жутковатой маской: оскалились белоснежные зубы, веки прекратили моргать, нос заострился, как у покойницы, а волосы продолжали жить собственной жизнью, будто в них запутался ветер.

Миг — и руки вудуни метнулись вперед двумя атакующими мамбами. В пальцах возник яркий веер из птичьих перьев. Качнулся — раз, другой, третий…

Усилился пряный аромат, дыша экстатическим безумием. Этот сквознячок не обдувал щеки, а беспрепятственно проникал в голову подзащитного Борготты, тонкой струйкой выходя из затылка. Сквозняк гулял, как хотел, а в голове оставался кто-то посторонний.

Лоа.

Дух вудуни Фионины Вамбугу, члена коллегии адвокатов Китты.

Феерия красок и образов. Бескрайняя чернота Космоса. Горящие самоцветы звезд и планет. Обрывки воспоминаний, скрученных в единый жгут. Водоворот, в котором нет начала и конца. Нити, нити, нити. Они тянутся к людям и событиям, промахам и удачам, радостям и сожалениям, возможностям и вероятностям.

Чужие лица.

Ребенок вертит игрушечный калейдоскоп…

…прилегло отдохнуть за кулисами. Ему сейчас хорошо, ему не больно — а эти трое так потешно хлопочут вокруг, куда-то несут… Зачем?

Оставьте мое тело в покое!

Кто рядом со мной? Присутствие. Лиловое облако мерцает, пахнет самкой. Самка игриво меняет очертания. Зовет.

Она меня зовет!

Лечу следом, мельком глянув в зал. Там сплошь тела — в форме для войны. И на сцене. И под сценой. Кругом — тела, формы, война. Из всех растут стрекучие щупальца. Тела в зале радуются. Я люблю, когда радуются! Тамтамы, огни, пляски до рассвета. Жаль, эти, для войны, радость прячут. Чтоб наружу из тела не лезла.

Глупые! Я ведь все равно вижу.

Самка близко. Трогает меня. Будем играть? Не будем? Сначала посмотрим? А потом поиграем? Хорошо, летим!

Тело на сцене говорит, говорит, говорит. Пыхтит и булькает. Тело встревожено. Тело сердится. Мы ныряем в люк за спиной сердитого. Здесь приводят в чувство еще одно тело: крепкое, бритоголовое, в форме для войны и красивой мантии. Тело хочет отдохнуть, отпустив на волю свой угнетенный Лоа, но ему не дают.