Александр Зорич - Пилот особого назначения

Газета «Небесная гвардия», раздел «Доска позора».

Набег на Беренику вспоминать одновременно страшно и неинтересно, хоть и имел он последствия труднооценимые.

Именно так: страшно и неинтересно. Обычно эти кони в упряжке не ходят — или страшно, или неинтересно.

Да только не в тот раз.

Мы освоили пилотаж чоругских флуггеров в первом приближении, а на орбите в доках крепости «Керчь» отремонтировали «Левиафан» в приближении втором. Товарищ Иванов, конечно, секретничал по спецслужбистской традиции, но только идиот не догадывался, куда мы направим бушприт нашей каравеллы.

Собственно, после общения с братом Небраской вариант оставался ровно один: Береника, система Альцион. То самое место, где потерпел крушение корабль француза и где тот видел множество аппаратов аэрокосмической агрессии весьма выразительного облика.

Раз там может быть гнездовье чужих, там точно будем мы, вооруженные всем нашим любопытством. А как иначе? Ведь чужие не просто агрессивны — они в состоянии инициировать взрыв сверхновой, а значит, обречены на пристальное внимание со стороны органов.

Нет, ну подумать только, я, Андрей Румянцев, теперь сам — органы! Поверить не могу!

Итак, чтобы не лить воду: неинтересно, поскольку я почти ничего не видел (да и слышал мало — одни недолгие панические вопли в эфире). Страшно, в общем, по той же причине — когда ничего не знаешь, страшно бывает до поноса. Тем более, кое-что я о чужаках знал. И этого «кое-чего» было достаточно для приведения организма в состояние трепетной бдительности.

Еще раз: итак.

В середине декабря, когда матчасть была в строю, товарищи пилоты были в строю, и товарищи осназ были там же, нас всех собрал шеф и открыл страшную тайну: мы выступаем. И тут же раскололся в каком направлении.

Дело было на нашем секретном складе. За время брифинга ВПП космодрома очистили от лишних глаз, мы выкатили туда машины, да и стартовали без лишних слов. За нами потянулись «Кирасиры» с осназом.

Очень непривычная была орбита. Оч-чень!

Орбита населенной планеты — оживленное место. Особенно если это центральная планета колониального сектора — как Грозный. Здесь всегда густо засижено спутниками, суетятся планетолеты с катерами, из атмосферы взлетают могучие корабли первого ранга и обильно роится всякая мелочь.

Вся эта летучая братия сверкает дюзами: мелкие светофоры маневровых и настоящие вулканические жерла, когда маршевые выходят на разгонный режим.

В результате, орбиты Земли или, скажем, Марса, где пашет дюжина межзвездных космодромов и чертова куча взлеток планетарного калибра, похожи на реки огня с целой системой притоков — чем дальше, тем реже и тоньше.

Наша орбита была совсем иной.

Режим секретности освобождал не просто стартовый коридор — целое, блин, стартовое полушарие!

Представляю, как матерились гражданские, для которых были захлопнуты окна пролета почти на час!

Ну да ничего. Планета с мощнейшей военной инфраструктурой — должны были привыкнуть. В дальнейшем взлетать с планеты планировалось на борту рейдера, чтобы не светить наши невоспроизводимые чудо-машины, да и гражданских жаль, если честно. Свои же люди, родные, в конечном итоге ради них стараемся!

Я помню, как вылез из флуггера на палубу. Знакомая, до дрожи знакомая палуба «Левиафана»! Над воротами капитальной переборки, ограничивавшей полетный отсек, виднелась до брони стертая краска. Участок метров в десять.

— Это что за беспорядок?! — Ревенко ткнул палец по пеленгу прорехи.

— Это ты вон у Андрюши попытай, — заметил Клим. — Он на сем корыте летал, сказывали.

— «Летал»… — передразнил Разуваев. — Летает, Клим, фанера, мы — ходим!

— Тут была надпись «Огонь исцеляет» на латыни. — Сказал я. — Игнис, кажется, санат.

— Не надо, не надо, амиго! Можно подумать, ты этот «санат» в эфире не слышал сто и один раз! — Это, понятно, Сантуш. Кто еще в нашем насквозь славянском коллективе будет величать товарища «амиго»? — Или забыл?

— Тысячу и один раз. — Машинально поправил я. — Такое забудешь! Скажи лучше, Комачо…

Пауза, чтобы он смог по-идиотски схохмить.

— Комачо, — схохмил он.

— …Думал ли ты, что придется ходить вот по этой палубе, вот под этим подволоком, как дома? А?

— Нет, амиго Андрей! Максимум о чем мечталось, так о том, чтобы увидеть, как его торпедами расковыряют! А теперь вроде как свое…

— Это оттого, что на саблю взято! — Рассудил Настасьин. — А что за обычай такой? Что за «Огонь исцеляет»?

— Это пираты любили для бодрости в эфир орать. Вроде как боевой клич. Ну и чтобы жертва знала, кто прилетел. — Сантуш пустился в воспоминания. — Про огонь — общий девиз, а еще были индивидуальные. Много разных. Чарли Небраска кричал: «На ножи!» Фред Пикок, Андрей его не застал: «Ад переполнен!» А Фэйри Вильсон: «Зацелую до смерти!» Ну и всякое еще было, всего не помню.

— Вот же богомерзость! — Сказал Клим. — Всех, всех упокоили, слава Создателю!

— Не, не всех. Небраска теперь сидит, как и Блад — под следствием. Надеюсь, обоих шлепнут.

— А Фэйри что за баба? — Спросил Разуваев и облизнулся.

— А Фэйри мертва! — Отрезал я, пока народ не начал вспоминать, а я не дал кому-нибудь в рожу.

После чего разговор сам собой свернулся в сингулярность, так как техперсонал извлек наши тушки из скафандров.

По трансляции прозвучал голос пилота-навигатора:

— Экипаж, внимание! Выход на разгонный трек через пять минут! Приказываю: всем занять места согласно расписанию! — Потом голос откашлялся и по-человечески предупредил. — Я серьезно, тут дейнекс-камера на ладан… если во время разгона накроется силовой эмулятор, всех храбрых намажет на переборки! Потом закрасим, чтобы не отшкрябывать!.. По местам, короче!

«Веселый!» — одобрительно подумал я.

После чего мы все расселись в креслах-компенсаторах, а «Левиафан» как следует поднатужился и нырнул в Х-матрицу.

Альцион.

Чтобы донырнуть дотуда, изношенным и не самым совершенным движкам LM-225 пришлось пять раз погружать корабль в подпространственный кисель. Потому что Альцион далеко.

Далеко — не то слово!

Если представить владения Великорасы в сильно упрощенном виде, получится колоссальная буква Y, где нижняя планка — Объединенные Нации, правая — Конкордия, точка в середине между ними — Большой Муром, а левая — это Тремезианский пояс и небольшой, известный нам, кусок Чоругского Домината. От середины нашей планки, где расположена Земля, до Тремезии — две тысячи парсеков. Еще две тысячи — до чоругов.

И вот за ними, за территорией, которую братья-раки почитают сферой своих интересов, за границей даже условного их контроля, лежит система Альцион. Совсем пустая и совсем ничья, потому что хрен достанешь.