Александр Зорич - Пилот-девица

— Доброго времени суток, дядя Толя.

— Доброго… чего? Как ты сказала? «Времени суток»? — дядя Толя аж поперхнулся простоквашей, увидев Василису, машущую ему рукой с ближайшего пригорка, густо заросшего пружинистым изумрудным мхом.

Да и как было не поперхнуться, когда перед ним стояла не та, прежняя Василиса, которую видел он три дня назад. А какая-то новая, совершенно неизвестная Василиса. Так сказать, Василиса-2, результат глубокой модернизации.

Куда подевался сарафан с белой вышитой рубахой? Где скромный ситцевый платочек, наброшенный на русые косы? Куда исчезли вручную плетеные сандалии, украшенные разноцветными глиняными бусинами?

Теперь на Василисе красовался молодежный комбинезончик неброского серо-кофейного цвета, под ним — плевалась задорными надписями с множеством восклицательных знаков футболка. На ногах девушки, облаченных в полосатые носочки болотного цвета, были ладные парусиновые кеды с разноцветными шнурками. Только волосы оставались по-прежнему заплетенными в две длинные тяжелые косы с алыми лентами.

— Я еще и уши проколола! — торжествующе заявила Василиса, демонстрируя дяде Толе свежие, еще красные, воспаленные дырочки, в которых мучительно ворочались золотые сережки-«гвоздики».

— А пупок, пупок тоже проколола? — иронично осведомился дядя Толя.

— Пуп я хотела. Но забоялась. Сказали, три недели в мовницу хаживать нельзя будет… А я подумала, лучше умереть, чем три недели без мовницы.

— Это без бани, что ли? С пониманием относимся… — устало кивнул дядя Толя и зачем-то зажмурил глаза, словно на секунду поверил, что когда откроет их, перед ним будет та же самая деревенская девчушка в сарафане, с веснушками на курносом носу.

«Виданое ли дело, чтобы три дня так изменили человека?!» — ужасался дядя Толя.

Приходилось признать, что теперь, в новой «городской» одежде, Василиса почти совсем не отличается от его дочери Ангелины. Точнее, от той Ангелины, какой она была лет восемь назад, когда еще ходила в старшие классы школы.

— Ну, присаживайся, рассказывай по порядку, — дядя Толя похлопал рукой по бревну, приглашая Василису присесть рядом с собой. — Как отец с братьями восприняли новую одежонку? Не велели конюху выдрать тебя как следует розгами? В соленой воде мочеными? По обычаям да по русским?

— Отец с братьями? — повторила Василиса беспечно. — А они еще не видали! Иначе бы, конечно, беды не миновать… Ну да я, когда домой возвращаться стану, снова в свою старую одежку-то оденусь, — с этими словами девушка похлопала по упитанному боку новенький рюкзачок, который сняла с плеч, намекая на то, что ее сарафан с плетеными сандалиями никуда не делись и что этому маскараду вечно не длиться.

— Ах они еще не видели… Что ж, это многое объясняет, — осклабился дядя Толя. — А что же, Личную Грамоту получила?

— А то! — Василиса победительно сверкнула глазами и протянула дяде Толе пластиковую карту с причудливо изрезанными — на манер обгоревшего манускрипта — краями.

Пилот «Кассиопеи» бережно принял Грамоту и взялся пристально ее разглядывать.

Ему действительно было интересно: муромское удостоверение личности он видел впервые в жизни!

— Богатеева Василиса, дочь Емельяна Богатеева, сестра Гостибора и Николы… — вслух прочел он.

— …и дочь Златы из рода Гончаренок, — с мечтательной улыбкой продолжила Василиса. Было видно, что за время обратного пути она успела выучить небогатое содержимое Личной Грамоты наизусть. — Родилась в мае Года Большого Золотого Гуся в деревне Красноселье, о чем свидетельствовал инок Егорий. Планета Таргитай. Большой Муром.

Дядя Толя бережно перевернул Личную Грамоту.

С другой стороны ничего написано не было. Только сияла яркими красками недурственная голограмма: водопад Три Царевны, основная географическая достопримечательность Таргитая, известная за пределами самого Таргитая, на фоне вулкана Огневержец, чья вершина покрыта нетающей шапкой снега.

— Ну что же… Поздравляю, егоза! — прочувствованно промолвил дядя Толя. — Теперь ты вроде как совершеннолетняя, так?

— Так то я давно… Вот только Личную Грамоту недавно оформили волокитчики эти городские, — в голосе кроткой и всем довольной Василисы послышались новые, доселе не попадавшиеся дяде Толе сварливые интонации избалованной папенькиной дочки.

— За совершеннолетие надо выпить, я считаю, — сказал дядя Толя. — Ты, кстати, как, не забыла? Ну, насчет бражки?

Василиса отреагировала с запозданием, что тоже для нее было нетипично — как видно, мысленно она еще разгуливала по многообильным лавкам Усольска.

— Выполнила в наилучшем образе! — закивала наконец она и полезла в свой свежекупленный гламурный рюкзачок.

Она извлекла оттуда две литровые, из мутного зеленого стекла, бутылки водки с желтой этикеткой, на которой было изображено чинное муромское застолье. Водка звалась «Народное вече».

За водкой последовали две плоских консервных банки с надписью «Сельдь океаническая, соленая, закусошная».

Именно через «ш».

Этому «ш» дядя Толя растроганно улыбнулся — как улыбался всем «ерам» и «ятям», которые в изобилии населяли муромскую орфографию.

«Два литра… Что ж, этого мне на ближайшее время хватит! — мысленно ликовал дядя Толя. — А там… А там можно снова Василиску в Усольск погнать!»

Его сердце радостно постукивало в груди. Чтобы как-то скрыть свое нездоровое ликование, дядя Толя спросил:

— А что же, конфет себе купила? Хватило-то на конфеты денег?

— Еще как хватило! — с деревенским простодушием принялась отчитываться Василиса. — И конфет купила. И тяте с братьями подарки справила. И себе одежку приобрела, точь-в-точь такую, как в сериалах этих московитских! Тем более там страсть как дешево все отдавали! И приговаривали слово мудреное — «распродажа»… В лавке той потешные скоморохи плясали, пели песни, на дудках играли. И лотерея там была. Я даже вонь французскую «Шанель № 5» в этой самой ихней лотерее выиграла! Флакончик хотя и маленький достался, а зело запашной! — по лицу Василисы пробежала экстатическая гримаска.

— Ни хрена себе! — не удержался дядя Толя. — Сколько всего, оказалось, на сдачу от двух бутылок синьки в этом самом Муроме можно купить! Вот, вишь ты, государство, которое люди устроили для людей! А не Российская наша Директория, итить ее двести! С ее ценами заоблачными! Где на сто трудовых терро в иных местах и кофе с молоком не выпьешь! Точней, только кофе с молоком и выпьешь! А на булочку уже не хватит!

Но Василисе было не до диссидентских тирад раненого пилота. Она тараторила без умолку:

— А еще я себе купила обучающий планшет! На нем набор «Тысяча фильмов для любознательных»! В школе-то я так себе училась! Ледащая уж больно была! Но теперь, чует сердечко мое, наверстывать пришла пора!