Эрик Флинт - Фанатик

— Девашно, сегшад, — повторил Юрий и указал на двери. — Хдо двогидся сдагуши?

Пирс усмехнулся.

— Там — обычное царство террора, сэр. Но посмотрите на это со светлой стороны. Вам хорошо, теперь вы на самом деле вне игры. Тогда как те жалкие, никчёмные ублюдки…

Он прервался, слегка поперхнувшись. Называть офицеров и команду супердредноута Государственной Безопасности «жалкими, никчёмными ублюдками» для сержанта-морпеха также представляло собой нарушение устава.

В данных обстоятельствах Юрий решил проигнорировать ляп гражданина сержанта. Более того, поднятой бровью он предложил Пирсу продолжать. И зашёл даже так далеко, что вежливым жестом руки пригласил морпеха присаживаться.

В течение следующего получаса, Пирс угощал Радамакэра «Рассказами о Терроре». С тех пор как он и другие морские пехотинцы с «Правдивости» начали служить импровизированным эскортом Каша и готовой полицией, на слушаниях дел он занимал место в первых рядах.

— Конечно, сами аресты мы производили вместе с сотрудниками ГБ. Но все они нормальные ребята. С флота. Специальный следователь собрал их с половины кораблей оперативного соединения.

Юрий удивился.

— Хах од уздад, хохо пдать?

Лицо сержанта немного порозовело.

— Ну… Как ни удивительно, он поинтересовался у нас, сэр — я имею в виду у морских пехотинцев и, особенно, у майора Лафитта — кого бы мы могли порекомендовать. Можете ли вы поверить в это? После чего, он пошёл в каюту капитана Джастис — она чуть дальше по коридору — и перепроверил список с ней.

Юрий уставился на него.

— Это было чертовски странно, — Пирс фыркнул. — Он совершенно невозмутимо прошёлся по списку вместе с капитаном. Казалось, даже не замечая её повязок.

«Нет, ублюдок не мог не заметить», — неприязненно подумал Юрий. Просто Каша может раздавать побои так же, как и любое другое назначение.

Но его мысли не были слишком гневными. Радамакэр был скорее очарован своеобразием ситуации. Действия Каша были пародией на ленту Мёбиуса, слепленной в голове палача. Сначала, Каша использовал группу морпехов с корабля самой Шарон, чтобы измочалить её. Потом он поворачивает на сто восемьдесят градусов и консультируется с теми же самыми морскими пехотинцами относительно назначений ГБ — и перепроверяет рекомендации у той же самой женщины, которую они только что избивали!

Полнейшее безумие. Это действия не просто фанатика, но и, вдобавок к тому, душевнобольного. Для офицера ГБ полагаться на рекомендации морских пехотинцев при назначениях в штате ГБ не было явным нарушением устава. Но лишь потому, что никто не мог и предположить, что такой запрет может потребоваться. Так просто не делалось , и всё. С тем же успехом можно создавать инструкции, запрещающие звёздам вращаться вокруг планет!

Шли дни, и гражданин сержант продолжал свои «Рассказы о Терроре». Как бы то ни было, Юрий быстро осознал, что Каша был не тем человеком, которого волнует «как не делается». Результат был всем, что имело для него значение, и — фанатик или нет, сумасшедший или нет — результата он непременно добивался.

Первым делом, в течение первой же недели были арестованы семь офицеров и двадцать три члена команды «Гектора Ван Драгена». Также были арестованы два офицера и семь членов команды другого СД — «Джозефа Тилдена». Из их числа один офицер и четверо нижних чинов были расстреляны после того, как Каша закончил проверку найденных в их каютах улик.

Большинство офицеров и нижних чинов подверглись аресту за разнообразные махинации. Главным образом за воровство и растрату. Этих Каша приговорил к максимальным наказаниям, допустимым согласно корабельному дисциплинарному уставу без проведения военного трибунала. Однако прочие были вовлечены в действия Джамки, что было особенно очевидно в случае офицера. В случае нижних чинов улики были не такими однозначными. Насколько мог судить Радамакэр, основная вина несчастных состояла в том, что они слишком определенно воспринимались «людьми Джамки».

Неважно. Все они были расстреляны. На сей раз не самим Каша, а расстрельным взводом, набранным из флотской ГБ.

Радамакэр задавался вопросом, насколько жестокость Каша продиктована типичной для ГБ манерой борьбы за власть. Заслуживало то порицания или нет, в конечном результате чистки любые остатки сообщества Джамки должны были быть полностью уничтожены, а всех остальных это должно было отпугнуть от создания других неформальных сообществ. Или, по крайней мере, заставить хорошо это скрывать. К концу своей первой недели в секторе Ла Мартин, Виктор Каша утвердился как Босс, и никто в этом не сомневался.

Как бы Юрий ни старался относиться ко всему этому с цинизмом, он, однако, сомневался, что поведение Каша хоть в какой-то мере было продиктовано личными амбициями. В частности, он отметил, что хотя Каша распорядился и лично наблюдал за избиениями — хорошо, назовём их «допросами» — полудюжины старших офицеров ГБ, приписанных непосредственно к оперативному соединению, после объявления их всех невиновными он оставил их в покое. Специальный следователь не сделал и попытки разбить их собственную неформальную группу, даже притом, что он, конечно, знал о её существовании. Пока они тщательно держались тише воды ниже травы — что все они теперь добросовестно делали — он, казалось, старался смотреть в другую сторону.

И слава Богу за это. Юрий всё ещё обижался за свои синяки, за свой сломанный нос и недостающие зубы. И ещё больше он обижался за синяки, которые теперь ежедневно видел на лице Шарон, поскольку они всё ещё находились на СД и их каюты были не слишком далеко друг от друга. И всё же…

С каждым днем всякая опасность быть обвинённым в заговоре МакКвин становилась все более отдалённой. И не только для самого Юрия, но и для всех в оперативном соединении. Избив офицеров ГБ, наблюдающих за оперативным соединением адмирала Чин — и, затем, объявив их всех невиновными в каких бы то ни было преступлениях, — Каша фактически закрыл вопрос в целом. А использовав для кровавой работы морских пехотинцев оперативного соединения, он фактически очистил их — и, косвенно, флотских офицеров всего оперативного соединения — от любых подозрений. И адмирал Чин, и коммодор Огилви подверглись только строгому, но ненасильственному допросу.

Официально, режим Сен-Жюста не признавал принцип вторичного непривлечения к ответственности, поэтому любые обвинения теоретически могли быть подняты снова в любой момент. Но даже режим Сен-Жюста был подчинен неизбежной динамике человеческих отношений. Инерция работала в этой области точно так же, как и везде. Никто не мог подвергнуть сомнению суровость расследования Каша — с кровью, побоями и трупами повсюду — и то, что вопрос был улажен. Повторное открытие этого дела потребовало бы больших усилий, особенно в ситуации, когда после смерти Роба Пьера режим имел тысячи более насущных проблем, требующих немедленного решения.