Эрик Флинт - Фанатик

— Что… — Юрий потряс головой. Фанатик нёс полную чушь.

Обычное нетерпение Каша вернулось.

— Ради всего, что вы называете, или не называете святым! Если мышь не хочет подвешивать колокольчик коту, думаю, коту придётся сделать это самому.

Каша повернулся к Шарон.

— Я предпочел бы быть задержанным вами, комиссар Джастис, но учитывая, что ситуация на «Тилдене» сейчас очень деликатная, думаю, будет лучше, если я буду находиться под стражей на борту «Гектора», под надзором комиссара Радамакэра. Полагаю, что кандидатуру адмирала Чин на роль офицера произвёдшего арест мы должны отклонить. Это чревато риском усугубления противостояния флота и ГБ, а это последнее, что сейчас нужно сектору Ла Мартин.

Шарон хмыкнула.

— Юрий, знаете ли, может вас расстрелять.

— Я сомневаюсь в этом. Комиссар Радамакэр на самом деле не тот тип. Кроме того, моё упоминание «тела» было просто поэтической метафорой. Я думаю, что нахождения под замком самого видного представителя режима Сен-Жюста будет достаточно. А если комиссар Радамакэр почувствует необходимость сурово меня допросить в какой-то момент, я не буду держать зла на него.

На какое-то мгновение темные глаза вспыхнули.

— Меня били и раньше. Однажды весьма сильно. Так получилось, что мы с товарищем находились под наблюдением врагов, так что для защиты нашего прикрытия он сделал из меня котлету. Я даже, надо сказать, провел несколько дней в госпитале — у того человека кулаки с голову размером, даже больше чем у сержанта, — но это чудесным образом сработало.

Юрий потряс головой, пытаясь собраться с мыслями.

— Если я вас правильно понимаю…

— И почему, — пробурчал Юрий, уставившись в потолок своей каюты, — я чувствую себя бедолагой, который застрял на Святой Елене с приказом сторожить Наполеона?

Шарон опустила книгу и приподнялась с соседней подушки.

— А кто такой Наполеон? И о планете под названием Святая Елена я тоже никогда не слышала.

Юрий вздохнул. При всех её замечательных достоинствах — служивших ему последний месяц источником неописуемого счастья — Шарон не разделяла его любви к древней истории и литературе.

Разделял их, как ни странно, Каша — во всяком случае, в отношении некоторых аспектов древней культуры — и это было ещё одной строчкой в воображаемом Черном Списке Юрия. Списке, озаглавленном «Причины Моей Ненависти К Виктору Каша».

Это было ребячество, и он это понимал. Но за недели, прошедшие после того, как он арестовал Каша, Юрий обнаружил, что его злость на этого человека только усиливается. Тот факт, что злость эту — Юрий был честен с собой — вызывали скорее достоинства Каша, чем его пороки, казалось только добавлял масла в огонь.

Фундаментальную проблему представляло то, что у Каша не было пороков — за исключением того, что он был Виктором Каша. В заключении, равно как и находясь у власти, юный фанатик демонстрировал решительность, непоколебимость и ни следа сомнения в себе или страхов, которые всю жизнь преследовали Юрия. Каша ни разу не повысил голос в гневе; ни разу не задрожал в страхе; никогда не жаловался, не ворчал и ни о чем не просил.

Юрий воображал себе, время от времени, Виктора Каша на коленях, умоляющим о пощаде. Но даже у Юрия эти фантазии получались блеклыми и бесцветными — и тускнели через считанные секунды. Каша просто невозможно было представить умоляющим о чём-то. Как невозможно представить рыдающим на коленях тиранозавра.

Это было просто нечестно , чёрт его дери. А то, что за прошедшие недели заключения Каша проявил себя поклонником малоизвестной древней формы искусства, известной как кино , почему-то было худшим из оскорблений. Беспощадные мезозойские хищники не должны иметь высоких чувств.

И уж точно не должны они спорить об искусстве с людьми! Что, надо ли говорить, и делал Каша. И надо ли говорить, что он не упустил шанса попенять Юрию за пассивность.

Произошло это в течение первой недели.

— Чушь, — отрезал Каша. — Жан Ренуар — самый переоцененный режиссёр из всех, кого я могу припомнить. «Правила Игры» считается блестящим препарированием менталитета элиты? Какой смех. Когда Ренуар попытался обрисовать бессердечие высшего общества, то лучшее, на что его хватило, это глупая охота на кроликов.

Юрий уставился на него. Также поступила и майор Гражданка, оказавшаяся третьей поклонницей кино из их маленькой группы на «Гекторе» и попытавшаяся поддержать неформальной беседу на эту тему в камере Каша.

Ну, формально это была «камера», даже притом, что на самом деле это было бывшей лейтенантской каютой. Также она была формально «заперта», и, формально, снаружи у люка постоянно находилась «стража».

«Формально» было правильным словом. Юрий нисколько не сомневался, что простой корабельный замок Каша мог вскрыть секунд за десять. Так же, как нисколько не сомневался, что девять из десяти охранников, несших свою службу у его двери, скорее осведомятся у бывшего Специального Следователя, как он или она могут быть ему полезны, чем потребуют от него вернуться в камеру.

Скривившись, Юрий вспомнил собственно арест.

«Арест». Ха ! Это больше походило на церемониальное шествие. Каша появился из шлюза с почтительно следовавшим за ним эскортом с оперативного соединения, а морпехи майора Лафитта и охранники Госбезопасности майора Гражданки выстроились перед шлюзом, чтобы принять его.

Теоретически они были здесь, чтобы взять его под стражу. Но как только Каша пересёк черту на палубе, отмечавшую формальную границу пространства супердредноута, морская пехота вытянулась смирно и взяла оружие на караул. Отстав не более чем на секунду, их примеру последовали выстроенные напротив охранники ГБ майора Гражданки.

Юрий был поражён, ибо не давал приказа о таких почестях. Но и отменить их он тоже не попытался. Не после того, как взглянул на жёсткие лица морпехов и охранников ГБ.

Он совершенно не понимал, как это получается у Каша, но каким-то образом…

Так, вообразил он, должна была Старая Гвардия реагировать на присутствие Наполеона. Реальность, логика, правосудие — к дьяволу всё это. В победе и в поражении Император оставался Императором.

— Если хотите увидеть по настоящему превосходное изображение безжалостности власти, — продолжил Каша, — посмотрите «Бейлифа Санчо» Мизогучи.

Взгляд Дианы утратил свою остроту.

— Ну… о’кей, Виктор, положим, что так. Я и сама фанатка Мизогучи, хотя лично я предпочитаю «Угецу». Однако я думаю, что вы несправедливы к Ренуару. Что насчёт…

— Минуточку, пожалуйста. Раз уж мы набрели — окольным образом — на эту тему, позвольте мне воспользоваться случаем и спросить комиссара Радамакэра, сколько ещё он намерен тянуть с завершением чистки.