Андрей Земсков - Пылающие небеса

Толстячок сделал театральную паузу, соскочил с кресла и встал, гордо выпятив круглый живот, поверх которого сверкал висевший на толстой золотой цепи огромный золотой крест, украшенный драгоценными камнями.

— Потому что мое имя — полковник Гусейнов! — гордо объявил бандитский главарь. — Я самый страшный и самый ужасный злодей во всей вселенной. Да, ты не ослышался, мой юный друг, я являюсь профессиональным и высококвалифицированным злодеем, можно даже сказать, воплощением абсолютного зла. Хи-хи-хи… Да, мой юный друг, мне нравится творить зло. Ведь зло это искусство! Мне нравится видеть, как люди страдают и гибнут! Мне нравится вид мертвых тел и сладковатый запах трупов! Я могу долго любоваться копошащимися в них червями. Я ненавижу жизнь, весь этот солнечный свет, зелень, детский смех… Да! Да, я особо ненавижу детей и детский смех! Ты знаешь, мой юный друг, я ведь немного бизнесмен… Хи-хи-хи… И занимаюсь благотворительностью… Хи-хи… Но не думай, что благотворительность творит добро! Как раз нет! Всякая нормальная благотворительность творит зло! И как правило, на деньги, полученные каким-нибудь злодейским способом. Например путем вооруженных ограблений или банковского ссудного процента, что по сути одно и то же… Хи-хи-хи… Я вот владею самой большой во вселенной корпорацией по производству противозачаточных средств и самой большой сетью по торговле наркотиками… Хи-хи-хи…

Бандитский главарь опять громко захихикал своим мерзким тонким голосочком.

— А на что идут прибыли, ты догадываешься?! На развитие культуры?! Нет! На развитие науки?! Нет! Нет! И еще раз нет! Ну ты уже догадываешься, что не на детей… Как ты уже понял, дети мне противны. Мне только нравится их мучить и убивать! Да, мучить и убивать маленьких и беззащитных я очень люблю, особенно — маленьких детей и маленьких котят! Хи-хи-хи…

Если бы у Святобора не были связаны руки, то он попытался бы встать и убить этого кровожадного маньяка. А в том, что это был именно маньяк, сомнений не было — когда Гусейнов начинал рассказывать о себе и своей деятельности, то в его глазах светилось безумие, они начинали неестественно блестеть, а уголок рта дергаться от нервного тика.

— Ты, наверное, уже догадываешься, на что идут деньги, полученные от продажи гандонов, наркотиков и алкоголя?! Да, конечно! В первую очередь, я поддерживаю церковное мракобесие, ведь оно воспевает смерть, страдание и уродство! Хи-хи-хи… А я так обожаю все уродливое, я так обожаю смерть и страдания… Разумеется, я также даю денег всяким благотворительным фондам, которые выплачивают пособия уродам, и олигофренам, занимаются «реабилитацией» наркоманов, правозащитникам, которые защищают преступников… Ведь уроды, наркоманы и преступники портят жизнь людям! Хи-хи-хи… Разумеется, я также поддерживаю пропаганду разврата, гомосексуализма и дегенеративное искусство… Хи-хи-хи… Ведь это все так уродливо и противоестественно! Так же уродливо и противоестественно, как и религия… Хи-хи-хи…

Злорадствующий маньяк от возбуждения забегал по комнате, мерзко хихикая и хлопая в ладоши. Затем он остановился рядом с лежащим на полу Святобором и внимательно посмотрел пленнику в лицо. В ответ лейтенант окинул его взглядом, полным ненависти и презрения. Но во взгляде русского офицера не было страха, так как страх неведом русским офицерам.

— Да, мое имя немного сейчас подзабыли! — несколько смущенно промямлил вражеский главарь, не увидев в глазах пленника ожидаемого ужаса. — Возможно, потому ты меня и не боишься… То есть ты меня недостаточно боишься… Меня боятся все! Меня невозможно не бояться! Я велик и ужасен! И ты меня боишься, но боишься недостаточно, не испытываешь благоговейного ужаса при виде величайшего злодея вселенной…

Коротышка опять заходил по комнате, но теперь в его походке явно чувствовалась суетливость.

— Мое имя — полковник Гусейнов! Я служил в тайной полиции Расиянского Демократического Православного Царства! Меня боялись все! Меня боялись даже мои начальники! Меня боялись даже правители Расиянского Царства! Все боялись полковника Гусейнова! Мое имя наводило на всех ужас! Я лично пытал арестованных! Я приказывал расстреливать мирные демонстрации!

Только при упоминании о расстрелах мирных демонстраций Святобор вспомнил, когда он единственный раз в жизни слышал фамилию Гусейнова. Это было очень давно, будущий лейтенант еще учился в школе. В Расиянском Царстве во все времена простой народ испытывал притеснения от всех тамошних правителей, церковников и богатеев. Соответственно, любое недовольство жестоко подавлялось, там по любому поводу могли кого угодно бросить в тюрьму, даже особо не доказывая вину — как за критику светских властей, так и за критику церковных. Даже за несоблюдение поста и неявку в церковь на обязательную молитву в Расиянском Царстве была введена уголовная ответственность. Временами терпение у народа все же кончалось, и происходили массовые антиправительственные выступления, заканчивавшиеся обычно погромами. Правительство кидало на подавление выступлений ОПОН — отряды полиции особого назначения, а если ОПОН не справлялся, то и войска. Для разгона демонстрантов в Расиянском Царстве производилась всевозможная специальная техника, начиная от нанодубинок и всевозможных полицейских скафандров до специальных ультразвуковых установок и машин-говнометов, которые могли буквально смывать людей мощной струей фекальных масс. Разработка и производство специальной техники и снаряжения для подавления народного недовольства было единственной сферой, где Расиянское Царство являлось мировым лидером, если, конечно, не считать производства алкоголя и церковной атрибутики, где Расиянское Царство также было вне конкуренции. Разумеется, мировая общественность периодически вяло выражала дежурный протест по поводу действий расиянских властей. Но расиянским властям было глубоко наплевать на такие протесты. Так как все демократические государства являются одинаково антинародными, то всерьез воспринимать такие протесты от себе подобных в Расиянском Царстве никто даже не пытался. И только Народная Социалистическая Империя Русь, руководимая Единой Партией и мудрым Верховным Председателем, разоблачала мелкобуржуазную и антинародную сущность расиянского режима и православного мракобесия с позиций научного мировоззрения и национал-атеизма.

В общем, тогда расиянские попы получили крупные и конечно же безвозмездные пожертвования от нескольких альдебаранских концернов, производящих синтетические продукты питания. Сразу после получения этих пожертвований главный расиянский поп вспомнил, что кошер является неотъемлемой принадлежностью православия, но был вероломно украден у православных коварными иудеями, которые еще и извратили святую православную кошерность. Сделали они это, разумеется, в угоду Аццкому Сотоне. В Расиянии даже каждый школьник знал, что иудеев специально создал Аццкий Сотона, чтобы те боролись с православием. В общем, по распоряжению главпопа расиянский государственный сенат быстренько принял закон о православной кошерности, согласно которому кошерными являлись только синтетические продукты, а потребление любой естественной пищи строжайше запрещалось. Вдобавок расиянское министерство инопланетных дел предъявило дипломатический протест правительству Израильской Империи, требуя вернуть кошерность, коварно похищенную у православных расиян. Этот нелепый демарш, естественно, вызвал крупный международный скандал.