Леонид Смирнов - Офицерский мятеж

— Даже если доберемся до дома, нас сгноят в карантине, — посетовал Сухов.

Они сидели в кают-компании и попивали крепкий чай с ромом. Могли себе позволить, миновав хаарскую границу. Тем более что этот ром может оказаться в их жизни последним.

— И за что нам такая немилость? — осведомился старпом, добавляя в чашку очередную порцию рома. Доля чая неуклонно снижалась и скоро приблизится к нулю. — Хаарцев в глаза не видели — значит, ничем заразиться от них не могли. Ни телесно, ни, ёшкин кот, духовно.

— Ты в этом уверен, Семен Петрович?

— Как в том, что у меня есть верхняя губа, на ней — усы, а нижние вовсе не отросли, — усмехнулся Бульбиев.

— Да ну тебя! — досадливо отмахнулся Петр. — Ёрник!

Поначалу Сухов не мог решить: говорить старпому о своих приключениях или нет. Пока не сообразил: «Чего я дурью маюсь? Зачем гробить мужику флотскую карьеру? Из нас правду вытянут по-любому — не клещами, так сканерами. Сейчас старпом честно может сказать, что ничегошеньки не знает. И с него взятки гладки. Пусть девственность Семена останется не потрескавшейся. Аминь».

— Хоть мы и святее папы римского, а все одно нам никто не поверит, — сказал Бульбиев.

— А ты поставь себя на место контрразведки. Поднапрягись, стисни зубы — и поставь, — посоветовал Сухов. — Если мы в сговоре с хаарцами, то они как следует подправили нам мозги. И тогда даже самый навороченный полиграф проверяльщикам не поможет. Все видеозаписи от приборов наблюдения, черные ящики и бортовой журнал подчищены. Если же мы обработаны хаарцами и сами о том не помним, — один хрен. Мы — то ли шпионы, то ли ходячие бомбы, а с виду кристально чистые военморы, спасители человечества…

— Ты все о контрразведке печешься — чтоб ей лапши ненароком не навешать. О нас бы кто подумал.

— А что было на самом деле, Семен Петрович? — спросил Сухов и залпом выпил чай, который вдруг потерял всякий вкус.

— На самом деле мы прыгнули в опасной близости от звезды и очутились в глубоком хаарском тылу, в одном прыжочке от укрепрайона Красная Яма. Потом дрейфовали сутки, пока ты не приказал идти домой.

— Да-с… — выдохнул командир «Котлина».

«Интересно было бы знать, сколько часов или суток мы провели тут на самом деле? И какого числа мы вернемся по среднегалактическому времени? Или хаарцы отдали мне фрегат в ту же секунду, из которой его изъяли?»

Когда сгинул хаарский морок, Петр Сухов поглядел на циферблаты корабельных и своих ручных часов — тех, что подарил отец в день окончания школы: старинных, механических, с секундной стрелкой и с земным календарем. Разница в их показаниях составляла сущий пустяк — полторы минуты. Но ведь механизм отцовского подарка до сих пор работал безукоризненно. Антикварные часы никогда не отставали и не спешили. И заводил их Петр ежедневно, в одно и то же время.

Все-таки чуток ошиблись хаарцы, подчищая следы своего присутствия, дуря головы экипажу и его кибернетическим помощникам. Трещинка образовалась между склеенными кадрами корабельной жизни. Зазорчик…

— Что ты все отцовские часы рассматриваешь? — осведомился старпом, перехватив взгляд командира. — Если убежали, надо пружину подправить. Механика — штука капризная. Гиперпрыжки для нее — сущий кошмар.

— Очень смешно. Но дома-то наши часы сверят. И кого будет тягать контрразведка?

— Всех, надо полагать. Всех, Петр Иванович… Не желаешь ли еще чайку?

— Да иди ты куда подальше, — беззлобно послал Бульбиева Сухов. — Языком мелешь напропалую, а в котелке мысли так и бурлят. Какой по счету вариант спасения изобретаешь?

— У меня конкретное предложение, Петр Иванович. Давай подведем твои драгоценные часики. И сразу всем станет жить спокойнее. Прыгали-то рядом со звездой — значит, флуктуации четвертого измерения наука нам дозволяет. Потому корабельное время, ядрён батон, и не совпадает со среднегалактическим. И все наши часы синхронно отстали. Или я не прав?

Сухов молча кивнул и подкрутил колесико на часах. Не было никаких хаарцев. И духу их не было, и странных кораблей с ловчей сетью…

Корабль вернулся к планете Малайя через семь дней после юнитской атаки и экстренного ухода в гипер. Деваться-то некуда: не поднимать же «веселого Роджера» и двигать на большую дорогу. Надо идти на базу. Ждать суровой кары и лелеять слабую надежду на помилование. Или быть потопленными — без единого слова или сигнала. По уже отработанной схеме.

Однако охоту на фрегат «Котлин» и лично на Петра Сухова никто не вел. «Котлин» лег в дрейф на высокой орбите над планетой. Экипаж, за исключением дежурных, сошел на берег.

Сухова и его офицеров в космопорте, против ожиданий, не поджидали наряды военной полиции. Казалось, неделю назад вовсе ничего не случилось. Сейчас они были никому не нужны. Опять какой-то морок…

Петр Сухов вместе с первым помощником отправились в штаб Шестого флота с рапортом. В бункере, где располагался штаб, их встретили холодно и настороженно, однако обвинений выдвигать не стали.

Адмирал Кобурн разговаривать с Суховым и Бульбиевым отказался, сославшись на занятость. К Петру вышел начальник оперативного отдела Шестого флота контр-адмирал Эужениу Батишта. Это был смуглый, черноволосый человек лет пятидесяти. Он был мрачен и сверлил мятежного военмора пронзительным взглядом черных глаз из-под косматых бровей.

— Вот предписание в Главный штаб Первого сектора на Старой Земле. Вами снова заинтересовалась контрразведка. Надеюсь, вы придержите язык и не наболтаете лишнего.

— Не сомневайтесь, господин контр-адмирал.

— Тогда летите с богом.

Перед отбытием Сухова на Старую Землю и за сутки до прилета грозных проверяльщиков экипаж фрегата «Котлин» по инициативе старпома и боцмана и при поддержке начмеда обмывал свое чудесное спасение. Столы были поставлены на второй палубе, чтоб уместились все. Никого не обидели — только дежурная служба будет трезва этой ночью.

И хаарская эскадра била фрегат — не добила, и юнитские корабли расстреливали — не потопили, и во вражьем тылу удалось от плена уйти. Да и сейчас, по возвращении, укокошить могли за милую душу. Что-то в этом духе говорил старпом Бульбиев, подняв граненый стакан с мутноватой, пахучей жидкостью, что рождена была бывшей кофеваркой, а ныне славным самогонным аппаратом.

— А все мы живы, братцы!

Военморы стали чокаться, расплескивая налитую до краев самогонку. Сухов, который сидел рядом с каплейтом. Он выпил до донца вместе со всеми и вдруг сам удивился, как же это он до сих пор жив. Чудо, одно слово: чудо…

— Между первой и второй… — заспешил Семен Петрович, не давая экипажу закусить. — Выпьем за непотопляемость русского флота! Мы ведь — русский флот, как ни крути.