Курт Маар - Фабрика Дьявола

Я был уверен, что имею дело с объектом, изготовленным в мастерских тумана. Меня впечатлили размеры этго объекта. Я хотел знать, для чего он был изготовлен и почему его бросили здесь, чтобы жара и влажность джунглей уничтожили его. Я соскоблил еще немного лиан, счистил землю, и передо мною обнажилась ржавая поверхность площадью около двух квадратных метров. Я уперся в нее плечом. Проржавевший металл подался почти без сопротивления. Я проломил его, и внутри глухо громыхнуло. Тогда я проделал отверстие, достаточно большое, чтобы оно послужило мне входом.

В старых заброшенных домах обычно обитали змеи или другие неприятные животные, поэтому я взял в руку пистолет и протиснулся в отверстие. Свет фонарика справа и слева освещал только ржавый металл стен и больше ничего. Эта штука лежала здесь, должно быть, несколько сотен лет.

Форма этого предмета, насколько я мог понять, в целом была почти цилиндрической, а его диаметр равнялся примерно десяти метрам. Я мог идти, выпрямившись во весь рост. Конечно, при каждом втором или третьем шаге я проваливался сквозь проржавевший пол, упираясь в болотистую почву леса. Так я прошел метров двенадцать и оказался перед переборкой, которая была не так сильно повреждена коррозией, как внешние стенки. В центре находились прямоугольные очертания, напоминавшие дверь.

Я ударил в нее. Дверь со скрипом распахнулась и провалилась внутрь, поднимая клубы пыли и ржавчины. Несмотря на свет фонаря, я не смог видеть дальше, чем на два шага. Снаружи бушевала буря, и через отверстия во внешней стенке проникали зеленоватые отсветы молний. Грохотал гром. Я чувствовал себя не в своей тарелке, поэтому покрепче сжал в, руках фонарь и пистолет, стараясь не выронить их.

Но даже с фонарем шок был почти невыносим, когда конус света выхватил космический скафандр странного покроя, висевший на ближайшей стене или стоявший вертикально прислоненным к ней. Тонкий слой осевшей пыли покрывал большой круглый шлем. Отражение света фонарика сначала ослепило меня, но, когда я сдвинулся в сторону, за стеклами шлема увидел два широко раскрытых глаза, уставившихся на меня с искаженного ужасом и смертельно бледного лица.

В моих жилах застыла кровь. Рука с оружием непроизвольно поднялась. И было от чего: лицо гуманоида! Как могло человекообразное существо в космическом скафандре попасть в эти проржавевшие распадающиеся обломки?

Ответ находился у меня в руке, но в то мгновение он ускользнул от моего совершенно запуганного разума. Я вскрикнул. Чужак не пошевелился. Я неуверенно шагнул к нему, ткнул фонариком в его руку, но на его искаженном лице не шевельнулся ни один мускул. Неожиданно он скользнул вбок вдоль стены и рухнул на пол. Раздался глухой удар, прозвучавший в моих ушах выстрелом из крупнокалиберной пушки, и поднявшаяся пыль окутала неподвижное тело.

Чужак упал лицом вперед, и я, схватив его за плечи, перевернул на спину — весьма нелегкая задача, потому что я не хотел выпускать из рук ни пистолет, ни фонарик, а кроме того, он был довольно тяжел. На меня уставилась та же гримаса безымянного ужаса, не изменилась ни единая черточка чужого лица.

И только тут, наконец, до моего сознания дошло, что он мертвый. Такой же мертвый, как и его цилиндрический корабль, бог знает сколько столетий ржавевший в джунглях Эола.

Мне стоило немалых усилий обрести, по крайней мере, часть своего внутреннего равновесия. Моим первым импульсом было — бежать отсюда, сломя голову, как можно быстрее покинуть это средоточие ужаса. Но я вынудил себя успокоиться, потом систематически обыскал корабль. Стенки и двери с незнакомыми замками вообще не являлись для меня препятствием, так как поддавались нажиму плеча. Я нашел еще шесть трупов. Их скафандры были изготовлены из синтетического материала, который по прочности, казалось, далеко превосходил стальные стенки корабля, так как они остались такими же герметичными, как и в день их изготовления. Свободный от микробов воздух внутри сохранил трупы в их первоначальном состоянии.

Я нашел и другие предметы из синтетического материала, выдержавшие время лучше металлических стенок. Некоторые из них казались знакомыми: выключатели, световые карандаши для видеографии (сама аппаратура давно уже превратилась в пыль), стулья, чашки и тарелки. Другие были совершенно незнакомы, и мне было, следовательно, неясно их назначение.

Этот корабль не был послан с Земли, потому что имел слишком много незнакомых мне вещей. Но гуманоидная внешность экипажа заставляла задуматься. Были ли гуманоиды на самом деле идеальным произведением природы, как утверждают многие антропологи Земли, склонные к философии? (Утверждали, поправил я себя. В конце концов все это осталось в прошлом на 1,2 миллиарда лет.)

Постепенно приходя в себя, я медленно ощупывал все вокруг. Теперь, когда я проделал отверстие, растения вторглись сюда, оплели своими прочными усиками все, что можно, и наконец разорвали скафандр чужака, растворив его тело.

Я все еще был не в себе, когда пролез через отверстие во внешней стенке и остановился, ослепленный ярчайшей вспышкой молнии. Только со временем ко мне вернулась способность ясно мыслить.

Я побрел по тропе назад, к тому месту, от которого расходилось много дорожек. Гроза между тем продолжалась. Капли дождя, падая, шелестели в листве джунглей. Когда я достиг поляны с хижинами, над кронами деревьев постепенно светлело.

Когда я вошел, Вишер проснулся.

— Ну? — тихо спросил он.

За всю ночь я не произнес ни слова, а теперь шлюзы моего рта открылись, и я потерял над ними всякий контроль. Невероятные и ужасные события прошедшей ночи полились наружу. Мне так хотелось рассказать обо всем кому-то, чтобы он понял мой ужас.

И все же я достаточно овладел собой, чтобы говорить приглушенным голосом, а то и шепотом, чтобы не будить Жаклин, но мои предосторожности были напрасными; до меня донесся голос врача:

— Вам не нужно шептать, Барлетта. Я уже не сплю.

Вскоре она присоединилась к нам, и я рассказал всю историю еще раз с самого начала, хотя Вишер уже слышал ее. Когда рассказ был окончен, командир задумчиво кивнул, и мне показалось, что все самое чудовищное, происшедшее со мной, он принял слишком спокойно, почти разочарованно. Это, должно быть, было потому, что его мысли, как и прежде, сконцентрировались на тумане.

— По-видимому, конец экипажа космического корабля, отважившегося не подчиниться Великому туману, был ужасным: они или задохнулись, или умерли от голода, — сказал он.

Во всяком случае, это было не такое начало дня, которого бы мне хотелось. Куда бы я ни взглянул, меня преследовал призрак широко раскрытых глаз мертвого чужака. И если бы я не был занят этим видением мертвеца, меня бы удивила Жаклин, но не своей красотой, а той готовностью, с которой она приняла наше положение. Вишеру не нужно было объяснять мне слишком многое, когда в прошлые дни он пришел к сумасшедшей идее насчет блока йоги, потому что я знал его, и поэтому мне было нетрудно понять основные черты его тактики. Но для Жаклин Ромадье это, напротив, была неисследованная область. Она впервые встретила Элфа Вишера в тренировочном лагере, где мы готовились к этой экспедиции. Это было — сейчас подсчитаю — примерно два с половиной года назад. Вишер не мог объяснить ей своего плана. Слова возникают из сознания, поэтому, если бы он объяснил ей свои намерения, туман тотчас же обнаружил бы запланированное предательство. Ну, может быть, и не сразу, может, через десять или через одиннадцать минут. Другими словами: Жаклин Ромадье играла ва-банк. Она знала, что у Вишера есть что-то на уме, но не знала, что именно, поэтому положилась во всем на него. И этим меня удивила.