Джеймс Лусено - Дарт Плэгас

– Палпатин, мне хочется спросить, как бы ты посмотрел на то, чтобы работать с нами – с «Капиталами Дамаска», я имею в виду.

Густые брови Палпатина насупились.

– В каком качестве?

– Буду предельно откровенным – в качестве шпиона. – Не дав юноше раскрыть рта, он продолжил: – Не скажу, что нам с тобой нужно от Набу одно и то же, поскольку очевидно: вопреки тем чувствам, которые ты испытываешь к архитектуре, ты очень дорожишь своим миром. Мою корпорацию в то же время интересует не столько правительство Набу, сколько ее плазма и доходы, которые она принесет нам, попав на свободный рынок.

Палпатин выглядел так, будто понятие «правды без прикрас» было для него в новинку.

– Скажи вы об этом как-то иначе, я немедленно отмел бы ваше предложение.

– Так ты согласен? Будешь держать нас в курсе политических махинаций, которые замышляют твой отец и его фракция?

– Только если смогу докладывать непосредственно вам.

Плэгас попытался еще раз прощупать его в Силе:

– Ты действительно этого хочешь?

Палпатин сдержанно кивнул:

– Да.

– Тогда ты будешь докладывать мне и только мне, – сказал Плэгас. – Я лично приму для этого все меры. – Он отошел на шаг от спидера, когда Палпатин завел его.

Юноша на мгновение притих.

– Хотите завтра прокатиться со мной? – наконец проговорил он, перекрывая шум двигателей. – Если, конечно, у вас есть время. Покажу вам Тид и окрестности.

– Только если пообещаешь гнать не слишком быстро.

Палпатин плутовато улыбнулся:

– Достаточно быстро, чтобы не дать вам заскучать.

Верткий спидер Палпатина несся по равнине ниже плато Тида в метре над землей, оставляя в высокой траве длинный виляющий след. День был ясным, теплый воздух – насыщен пыльцой, и повсюду не смолкая гудели насекомые.

– Очень бодрит, – заметил Плэгас с пассажирского кресла, когда Палпатин отпустил педаль газа.

– Может быть, я стану профессиональным гонщиком.

– Думаю, Набу ждет большего от старшего сына дома Палпатинов.

– Меня не волнует, чего ждут другие, – ответил юноша, не поворачивая головы.

– Этот спидер подарил тебе отец?

Палпатин искоса посмотрел на мууна:

– Взятка своего рода – но я ее принял.

– И он одобряет твою любовь к быстрой езде?

Юноша фыркнул:

– Отец уже много лет со мной не ездил.

– Он не знает, что теряет.

– Это не связано с моими талантами. – Палпатин полуобернулся к спутнику. – Когда я был помладше, то стал виновником гибели двух пешеходов. Отец грозился навсегда отобрать у меня права, но в конце концов уступил.

– Что же заставило его передумать?

Палпатин вдавил педаль газа до упора:

– Я порядком его достал.

– Прости, – сказал Плэгас. – Я не знал.

Впрочем, если говорить начистоту, отлично знал. С помощью 11-4Д он раскопал кое-какие сведения о трудном детстве Палпатина. Юношу выгнали сразу из нескольких частных школ за мелкое хулиганство и прочие правонарушения, после которых любой другой школьник тут же оказался бы в колонии для несовершеннолетних. Но отец, разделявший тягу сына к жестокости, благодаря своему влиянию всякий раз вытаскивал Палпатина сухим из воды и ухитрялся замять любые намеки на скандал. Для Плэгаса, однако, проступки юноши были лишним доказательством его исключительности. Этот молодой человек с самого начала стоял выше любой общественной морали и считал себя в достаточной мере уникальным, чтобы следовать индивидуальным нормам поведения.

Палпатин указал на далекую кромку леса:

– Впереди – древние развалины, но это территория гунганов.

– Ты имел с ними дело?

– Лично – нет. Но видел парочку в Моэнии – торговали чем-то.

– И что ты о них думаешь?

– Не считая того, что они – примитивные длинноухие создания со склизкими языками?

– Да, не считая этого.

Палпатин пожал плечами:

– Покуда они сидят в своих подводных городах и каналах, пусть себе живут.

– Пока не лезут под руку.

– Именно. Люди заслужили право быть хозяевами Набу.

Плэгас не смог сдержать улыбки:

– В Галактике есть множество планет, где вопрос, кто именно на них хозяин, вызывает немало споров.

– Все потому, что многие боятся брать на себя ответственность. Представьте, сколь многого может достигнуть республиканский Сенат под руководством по-настоящему сильного лидера.

– Этот вопрос нередко занимает мои мысли, Палпатин.

– Как реагирует Сенат на любой кризис? Посылает джедаев, чтобы восстановить порядок, и делает вид, что все хорошо, даже не пытаясь вникнуть в суть проблемы.

Плэгас нашел юношескую наивность спутника забавной.

– Джедаи могли бы править Республикой, если бы захотели, – сказал он, немного помолчав. – Полагаю, нам стоит быть благодарными за то, что Орден посвятил себя поддержанию мира.

Палпатин помотал головой:

– Мне все это видится иначе. Джедаи любой ценой хотят не допустить перемен в своем образе жизни. Они ждут, когда Сенат скажет им, где вмешаться и что предпринять, а ведь могли бы Силой навязать свою волю всей Галактике – если бы захотели. По крайней мере я стал бы уважать их гораздо больше.

– А вызывает ли отец твое уважение, когда пытается навязать тебе свою волю?

Палпатин еще крепче сжал рычаги:

– Это разные вещи. Я не питаю к нему уважения, потому что он и вполовину не так умен, как считает. Если бы он честно признал свои слабости, я мог бы по крайней мере пожалеть его.

Палпатин внезапно затормозил и вновь повернулся к Плэгасу: лицо молодого человека пылало от гнева. Между ними на цепочке, подвешенной к зеркалу заднего обзора, болталась монета, которую подарил ему муун.

«Очень скоро этот человек станет моим», – пообещал себе Плэгас.

– Дом Палпатинов богат, – продолжил юноша, – хоть и не так, как другие. Но влияние наше на короля и электорат не слишком велико, несмотря на все попытки моего отца захватить первенство среди дворян. Ему недостает деловой хватки, чтобы возвысить наш дом над другими, а еще – ума, чтобы понять, что пришло время пустить в ход наши уникальные ресурсы и стать полноправными членами галактического сообщества. Вместо этого он и его дружки проявляют полную политическую несостоятельность, стремясь запереть нас в клетке собственного прошлого.

– А твоя мать разделяет его взгляды?

Палпатин вымученно усмехнулся:

– Лишь потому, что у нее нет собственных. Она во всем ему покорна – как и мои благонравные братья и сестры, которые ведут себя так, будто я среди них чужак и никогда не оправдаю отцовских ожиданий – в отличие от них самих.

Плэгас молча обдумал его слова.

– И в то же время ты с гордостью носишь родовую фамилию.

Лицо Палпатина смягчилось.