Альфред Ван Вогт - Зверь

Словно усталый старик, он наконец лег в мелкую траншею, образовавшуюся в пыли. Собрав волю в кулак, он начал с трудом наворачивать на себя пыль. Последние силы ушли на то, чтобы протиснуть наружу руку и выключить фонарь. Пендрейк замер в неподвижности, его тело превратилось как бы в мумию, ему стало казаться, что вместо щек у него две изогнутые ледышки.

Ему казалось, что он покоится в собственной могиле.

Но переполняющая его жизненная сила была цепкой и упрямой. Пендрейк начал согреваться. Лед ушел из его костей, тело пронизало покалывание, онемевшая рука загорелась острой болью, скрюченные пальцы оттаяли. Его животное тепло разлилось по скафандру. Чудесное, пьянящее ощущение жизни.

И все-таки он не смог отогреться до конца. Слишком низка была температура окружающей его пыли. Через какое-то время он понял, что, зарыв себя, не достиг желаемого. Он должен проникнуть глубже, значительно глубже во внутренности Луны.

Лежа в пемзовой могиле, Пендрейк начал испытывать странное ощущение. Ему стало казаться, что он знает что-то такое, что позволит ему спастись и выбраться из этой переделки. Его пытливый мозг сконцентрировался на этом смутном ощущении и выкристаллизовал из него уверенность, что он должен находиться совсем рядом с восточногерманской базой на Луне.

Немцы тоже должны были забраться внутрь Луны. Там, в глубине, должно быть теплее. Уже за счет трения полувязкого камня и металлов, возникающего благодаря собственному вращению Луны, должна создаваться повышенная температура, понижению которой препятствует изолирующий слой пемзы и лавы на поверхности. Остается проблема обеспечения базы пищей и водой, но она не составит особых трудностей, если для доставки использовать космический корабль, оснащенный идеальным двигателем.

Пендрейк начал выбираться из места собственного захоронения и выбросил все посторонние мысли из головы. Встав на ноги, он включил фонарь и пошел в глубь пещеры.

Путь оказался извилистым. Вполне возможно, пещера была когда-то трубчатой воронкой действующего вулкана, деформировавшейся из-за постоянных смещений лунной коры. Вниз, вниз, под уклон и опять вниз. Пендрейк потерял счет своим попыткам зарыться в пыль для восстановления тепла. Два раза он засыпал, но понятия не имел, как надолго. Возможно, он только на минутку вздремнул, а может быть, забылся на часы.

Время в пещере как будто остановилось. Его окружал мир ночи, прорезаемый время от времени узким лучом фонаря. Пендрейк не жалел себя, забирался глубже и глубже, часто в полной темноте, только на секунду включая фонарь, чтобы запомнить встречные препятствия. От основного прохода в пещере начали расходиться ответвления. Иногда сразу было видно, что они никуда не ведут. При малейшей возможности запутаться Пендрейк заставлял себя остановиться и, не обращая внимания на пронизывающий холод, процарапывал камнем на стене стрелу, указывающую, откуда он пришел на это место.

Он опять поспал, потом — еще раз. “Уже пять дней”, — подумал он, зная, что скорее всего это не так. Телу, подвергнутому смертельному холоду, времени для восстановления требуется больше, чем в обычных условиях. Даже его сильный организм не сможет обойти эту закономерность. Но пять периодов сна означали для него пять дней. Он мрачно пересчитал свои засыпания, принимая каждый сон за день, — шесть, семь, восемь, девять…

Постепенно начало теплеть. Он долго не замечал этого. Наконец он осознал, что интервалы между зарываниями в пыль увеличиваются. На десятый “день” у него перестали неметь пальцы рук и ног, тепло стало дольше задерживаться в его теле. Впервые Пендрейк понял, что может продолжать свой безумный поход в глубину этой вечной ночи, больше не зарываясь.

Его посетили и другие мысли. Он должен оставить надежду найти впереди безопасное убежище. Нужно попытаться выбраться обратно на поверхность, где он сможет начать отчаянный поиск одной из немецких баз. Ему показалось, что это логично.

Но эти мысли не привели ни к какому изменению в его действиях — он продолжал двигаться вперед.

В последующие часы были мгновения, когда Пендрейк забывал, на что он надеется. Были и еще более горькие временные отрезки, когда он проклинал мощь жизнеутверждающей силы, направляющей его в этом отчаянном поиске. Сама неопределенность планов подрывала его волю, ослабленную когтями голода и жаждой настолько жестокой, что каждая минута в этом аду казалась часом.

“Поворачивай обратно”, — нашептывал его мозг. Но ноги вели его неуклонно вниз и только вниз. Он споткнулся. Упал. Встал опять. И, пройдя по изогнутому проходу, вышел к освещенному коридору. Он пошел туда и только несколькими секундами позже осознал, что произошло.

Пендрейк нырнул за каменный выступ. Он лег там, дрожа и слабея от осознания произошедшего. Несколько минут в его голове вертелась только одна мысль: “Это конец”.

Силы восстанавливались с трудом. Нервная энергия, этот экстраординарный резервуар его мощи, была истощена. Но вскоре в нем опять загорелась бойцовская искра. Пендрейк осторожно выглянул из-за камня. Должно быть, он сошел с ума: ему показалось, что он различает, как вдали перемещаются какие-то фигуры, но…

Простирающийся перед ним коридор шел под уклон. Внимательнее присмотревшись, он понял, что какие-либо признаки живых существ там отсутствуют. Прошло немало времени, прежде чем стало ясно, что проход освещен не электролампочками и что его первичное увязывание света с присутствием немцев было ошибочным.

Он находился в старой пещере, расположенной глубоко внутри спутника Земли. Так червь проползает по высохшей артерии чьей-то разложившейся плоти.

Излучаемый стенами свет не был равномерным. Его источники не были расположены с какой-либо закономерностью. Пендрейк с осторожностью двинулся вперед навстречу сверкающим точкам и всплескам. По правой стене тянулась длинная неровная линия, на левой выделялся грубо очерченный полумесяц. Насколько было видно, вдоль коридора сияли и мигали другие бесформенные и бессмысленные фигуры. Пендрейк подумал: “Своего рода светящаяся руда, которая может вредно повлиять на…”

Вредно повлиять! Его горький смех эхом отозвался внутри шлема, проделал несколько новых трещин на иссушенных жаждой губах и резко оборвался, когда причиняемая им боль стала невыносимой. Человеку, стоящему на пороге смерти, нечего беспокоиться о новых опасностях. Он пошел дальше и на какое-то время позабыл обо всех предосторожностях. А потом он осознал наличие света еще раз. Догадка возникла внезапно, когда он свернул за угол и перед ним открылся еще один уходящий вдаль освещенный проход.

Коридор был искусственным.