Олег Мелехов - Звёздная бирема «Аквила». Мятеж

Курион выдержал недолгую паузу, делая вид, что ожидает ответа. Естественно, психо-куратор молчал, как на допросе у парфов.

— И я устрашился, квириты. И я поверил — слепой глупец! — я поверил, что Клодий, народный трибун Клодий, мой естественный союзник и друг, поддержит меня в Сенате. Не допустит принятия этого злодейского закона. И как же страшно я обманулся, друзья… — патриций испустил тяжелый вздох и покачал головой. — Простите мне перечисление этих подробностей, квириты. Я знаю, что детали утомительны, однако без них вы, не будучи завсегдатаями сенатских заседаний, не оцените всей глубины моего падения.

Излишняя оговорка, на самом-то деле. Обитатели «Аквилы» (а так же все те, кто сейчас принимал трансляцию с мятежной биремы) жадно внимали речи Ацилия, ибо не каждый день перед репликаторными плебеями вывешивают грязное белье республиканской политики и делятся столь интимными подробностями.

— Итак, я продолжаю. Разумеется, когда я поднял этот вопрос на заседании Сената, ответом мне стало лишь возмущение и ругань. Естественно, проект нашего закона, закона, расширяющего пределы свободы плебеев, был с негодованием отвергнут. И тогда, боясь упустить время, я и совершил самую страшную ошибку, друзья. Мы, популяры, ошиблись вместе, но решающее слово было за мной. Когда трибун Клодий предложил мне обратиться напрямую к народу, созвать комиции (народное собрание), я, не раздумывая, согласился. Конечно же, я помнил, что, не будучи еще магистратом, не имею права прибегать к созыву народного собрания. Но ведь со мной же был Клодий, народный трибун, и у него такое право имелось! Надо ли говорить, друзья, что я радостно ухватил приманку и провалился в ловушку глубоко, до самого дна?

Ацилий развел руками и грустно улыбнулся, иронизируя сам над собой.

— Конечно же, мне позволили сделать ровно столько, чтобы партия популяров сама себя отправила в утилизатор. Я начал процедуру сам, не дожидаясь Клодия — ведь тот обещал, что непременно явится и придаст собранию законность! И он явился — явился в сопровождении преторианцев, только для того, чтобы наложить вето на комиции и прервать трансляцию! Подумайте, квириты, только подумайте! Народный трибун разогнал народное собрание! Конечно же, я поспешил на Колонию Тиррену — и что же обнаружил, прибыв, наконец-то, в родной дом? Смерть и запустение, друзья. В одночасье ликвидировали всю семью Ацилиев Курионов — мужчин, женщин и детей. Когда уничтожают плебейскую фамилию, из репродуктивных банков изымают генетический материал. Но наш, патрицианский, генетический материал хранится прямо в нас. Поэтому не пощадили никого.

Он ненадолго умолк и набросил на голову край тоги в знак скорби.

— Простите мне это неуместное проявление чувств, друзья. Это — тяжелые воспоминания, и

души моих родичей не просто взывают к мести, но алчут справедливости. Однако я, осужденный, опозоренный, побежденный — я смирился. Да! Я уже почти сдался, почти разуверился в том, что считал истиной. Попав сюда, в сектор Вироза, я приготовился умереть, безропотно, словно бык, ведомый на жертвоприношение. Ведь моя Республика осудила и приговорила меня! Как смел я оспаривать Ее приговор?

Что же вернуло меня к жизни, спросите вы? — Ацилий обвел присутствующих сперва вопрошающим взглядом, а потом — развел руки так, словно собрался всех сразу заключить в объятия: — Ответ прост, друзья. Это вы. Вы все — вот что дало мне силы не только продолжать жить, но и бороться. Ибо упав на самое дно, я понял: всё то, во что я верил прежде — истинно! Я верил в то, что плебеи не меньше патрициев способны принимать решения и отвечать за них — что ж, я убедился, это действительно так. Взгляните! — он указал на Кассию, замершую за его левым плечом. — Вот эта женщина, известная, должно быть, по всей Республике. Да, да, Кассия, Та Самая Фортуната. Осужденная вовсе не за убийство каких-то трехсот варваров (право же, за сокращение числа врагов Республики награждать впору, а не осуждать!) Нет, именно за то решение, что она приняла, повинуясь голосу совести и жажде справедливого возмездия. Кровь ее братьев и сестер по оружию взывала к отмщению, а Республика не смогла или не захотела утолить страдания Кассии местью за ее товарищей. И что же? Разве не способна Кассия не только действовать, но и принимать ответственность за свои действия? Я полагаю, квириты, что вполне способна. А вот Ливия Терция, наша славная наварх лучшей биремы в Секторе Вироза. Повинуясь естественному человеческому стремлению к справедливости, она пожертвовала всем, что имеет, ради чужих, посторонних людей. Это ли не признак истинного благородства, квириты? Но главное доказательство моей правоты, друзья, это ваш собственный префект. Квинт Марций, прошу тебя, встань так, чтобы все тебя видели. Вот один из множества Марциев, доблестный воин, преданный Республике и товарищам, а еще — человек, способный управлять боевым кораблем. Человек, мечтающий о полетах, стремящийся к звездам. Сколько лет Квинт Марций был вынужден скрывать эту мечту… Мечту? О, нет! Преступным назовут это желание оптиматы, опасным дефектом сочтут психокорректоры… Но скажи нам, наварх Аквилина, правда ли то, что в этом полете вы с Квинтом Марцием поровну делили управление биремой?

Ливия шагнула вперед, заложила руки за спину, вздернула подбородок и отчеканила:

— Истинная правда, мой господин. И я перед всеми готова свидетельствовать, что Квинт Марций Аквилин обладает отнюдь не опасным дефектом, а настоящим талантом к слиянию с нейро-сетью корабля и пилотированию. Уверена, что после должного обучения из него вышел бы вполне достойный командир корабля.

— Что и требовалось доказать, квириты. Несмотря на ограничения, невзирая на модификации, каждый из вас способен не только выполнять те функции, для которых предназначена его фамилия, но и стремиться к чему-то еще. Управлять звездными кораблями, писать картины, избираться в магистраты, выслуживаться в офицеры, любить, творить, ненавидеть! Республика — это не только триста старцев, засевших в курии, Республика — это каждый из нас. И предавая себя, мы предаем Ее. Смиряясь с участью безгласных унифицированных деталек, этаких винтиков, мы обрекаем нашу любимую Республику на стагнацию и гибель. Ибо только в развитии, в постоянном движении вперед и заключается жизнь, и человека, и государства. А мы и Республика неразделимы.

А теперь я спрошу вас, квириты, только об одном — вы со мной?

Неведомо, как реагировали те, кто принимал провокационную передачу с «Аквилы», но на самой биреме от слаженного крика: «Да!» чуть переборки трещинами не пошли.

Ацилий дождался, пока возбужденные плебеи утихнут, и молвил: