Антон Маевский - Спиральное море

— Благодарю... Адмирал Стратиотик?

На экране осветилось лицо. Аккуратные седеющие усы, карие глаза — и внезапные морщины. За последние десять дней Константин Стратиотик заметно постарел.

— Считаю отступление немыслимым, — сказал он.

— Благодарю. Генерал Циннеман?

Зажегся еще один экран. Командующий наземным корпусом был в гневе. Его брови задрались так, что круглые очки казались лишней деталью.

— Я правильно услышал? Нам предлагают вернуться? Сейчас? Адмирал, мои люди находятся в полной готовности для высадки! Вы понимаете, что это значит? Адмирал! Вы же опытный штабист! Придумайте какой-нибудь ход! Дайте нам сделать необходимое! Адмирал, я ручаюсь за своих людей! Я дам сигнал, и через десять минут уже можно аппарели открывать!

Ангел молчал. Слушал.

На него не отрываясь смотрели пять пар глаз. Три живых и две с экранов.

Через несколько месяцев, когда многие и многие судьбы будут бесповоротно решены, Андрей Котов напишет в своем дневнике:

"...Нет, я не был на том совещании. Но так уж сложилось, что я смог потом поговорить с тремя из шести его участников. В том, что принято называть фактами, их ответы почти не разошлись. Но, по-моему, было что-то, чего так и не понял никто из них...

Чем можно объяснить решение, которое принял Ангел? А он ведь его принял почти мгновенно. Он не брал времени на раздумье, он все сказал сразу.

Сейчас, по прошествии времени, мне очевидны две вещи.

Первое. Приняв решение нарушить приказ и провести десант на Токугаву, Ангел выигрывал войну. Во всяком случае, он одерживал грандиозную победу. В тот момент и в той точке у противника просто не осталось возможностей сопротивляться.

И второе: после такой победы ему было не выжить.

Признанный великий полководец, победитель страшного врага, при этом мятежник и массовый убийца. Более опасную фигуру вообще невозможно вообразить. На него бросилась бы вся Империя — все, кто в здравом уме, и даже некоторые, кто не в здравом. Даже если бы он стал императором, его убили бы все равно. Гораздо неизбежнее, чем Божественного Юлия.

С другой стороны, выполнить приказ — значило отказаться от победы и от славы. Навсегда. Погрузиться в пучину заурядности. Правда, сохранив при этом возможность участия в реальной политике.

Повторяю, все это ясно мне сейчас, после долгих размышлений. А он, видимо, просчитал все варианты сразу. В первые секунды. Просчитал и сделал свой выбор.

Выбор между бесполезной славой и возможностью взять в проигравшей стране реальную власть.

Мне страшно представить себя на его месте. Конечно, каждый из нас хочет стать великим человеком, и большинству это не удается. Но вот — мы видим, что даже и найденная дорога к величию может оказаться раздвоенной, как дьяволово копыто...

Если бы такая дорога оказалась передо мной, что бы я выбрал: небесную славу или мирскую власть?

Я не знаю.

А вы?"

Вин Уайт не был солдатом от рождения. Его отец, Тергенс Уайт, имел биологическое образование и служил протектором крупного рыбозавода на берегу Янтарного моря. Разумеется, Вин тоже с детства изучал прикладную биологию. В тринадцать лет ему уже доверяли на заводе кое-какую работу. Нельзя сказать, что это было так уж интересно, но задуматься над порядком вещей Вину тогда не приходило в голову: в Производственной зоне почти каждый наследовал профессию отца. Или матери. Тергенс собирался со временем передать Вину свой завод, открыто об этом говорил и уже готовил для сына место начальника распределительного цеха: идеальная должность, позволяющая быстро освоиться с производством. Вина это вполне устраивало — до пятнадцати лет. А потом пришли вести извне, и ему пришлось меняться...

Все дело было в местной политике. Районом, в котором находился рыбозавод Уайтов, управлял Лян Вэй — довольно крупный сэймё, фактически владевший целым полуостровом. Он был умным человеком и к жителям своего домена относился прекрасно. Но, как у абсолютно любого сэймё, у него были враги... Вин так никогда и не понял, что именно там случилось. Феодальные интриги — не для подростков. Он точно знал только результат. Сосед по континенту, "горный лев" Сингх Ваджид, захотел завладеть доменом Ляна Вэя — и ему это удалось.

Может быть, тут сработал юридический трюк с вечно запутанными правами наследования. Или шантаж. Или какая-то хитрая провокация, на которую Лян поддался. Или и то, и другое, и третье. Но так или иначе, к моменту, когда оба Уайта узнали о проблемах, ситуация уже накалилась настолько, что Лян не мог удержать свое владение без помощи вооруженной силы. И это означало, что он проиграл. Азбука жизни в Производственной зоне: феодалам нельзя открыто воевать друг с другом. Иначе прилетят "бессмертные"... О "бессмертных" Вин тогда ничего не знал, но он видел, какой ужас внушает окружающим это слово. Ляну ничего не осталось, как обратиться в Ледяной дворец, в канцелярию императора. И оттуда через неделю пришло решение. Лян Вэй получал в наследственное владение выморочный домен на континенте Сееланд, куда и должен был в течение двух месяцев переехать. А бывший домен самого Ляна передавался Сингху Ваджиду. Типичная для Ледяного дворца перестановка.

Тергенс Уайт оказался при этом в очень сложной ситуации. Как протектор имперского завода, он формально не подчинялся сэймё и мог продолжать работу независимо ни от каких смен локальной власти. Но форма — это одно, а повседневная практика — все-таки другое. Тергенс Уайт и Лян Вэй были друзьями. Несомненно, это помогало Тергенсу в работе. В свои пятнадцать лет Вин уже прекрасно понимал, сколько разных ресурсов нужно для нормального производства и как сильно завод зависит от берега. А берег — это сэймё, как ни крути. А новый сэймё вряд ли отнесется лояльно к свите прежнего. Особенно такой сэймё, как Сингх, если верить слухам о нем. Это была проблема, и ее стоило обсудить.

Вин помнил этот разговор, как будто он был вчера. Лян был сумрачен, но держался с достоинством. Он предложил гостям сесть, разлил по чашечкам красноватый чай и отдернул занавеску. Окна выходили прямо на океан. Влажно и пасмурно тогда было, стремительно неслись куда-то рваные облака, и стальной горизонт терялся в мороси. На континент Арьяварта пришла осень.

Лян расположился на циновке, смешно подогнув ноги. Он был невысок и толст.

— Сколько у тебя времени? — спросил Тергенс.

— Семь недель. Мне предоставляют два грузовых дирижабля. Могу забрать всех своих, — он усмехнулся. — Говорят, море там другое...

— Другое, — подтвердил Тергенс. — Холодное. Это же очень высокая широта.

— Знаю... Послушай, Тергенс. Я не буду ходить вокруг да около. Тебе будет сложно работать здесь при Сингхе. С этим надо что-то делать.