Андрей Лазарчук - Предчувствие: Антология «шестой волны»

Все проведённые мной за остаток этого дня «консультации» — с капитаном Балицким, с майором Ведерниковым, с подполковником Крафтом — в целом только подтвердили уже сказанное Дыбовским. Да, Бригада была боеспособна. Оставшиеся эмигранты поддерживали её организационную структуру, как свою последнюю надежду, и убить Бригаду можно было только вместе со всеми ними. Даже сейчас, когда они, вместо того чтобы освобождать родину, в течение четырёх лет вынужденно теряли людей и убивали людей в абсолютно бессмысленной резне… Закваска была крепкой.

Помимо Бригады, в здешних краях действовали ещё три реальные силы: имперцы, хорваты и гетайры. С империями всё было ясно. На хорватов стоило рассчитывать «в принципе», но очень многие их подразделения успели так замазаться в гражданских разборках, что использовать их для чего-то ещё было просто нельзя. Этот их президент Везич — сумасшедший тип; он поставил перед своей армией задачу: уничтожить сербскую часть населения Далмации. Не меньше. Что говорить, если на его жестокость жаловались даже некоторые гвардейские эмиссары. И что говорить о гетайрах, которые видят, как уничтожают их единоверцев, и пытаются бороться…

Да… С гетайрами всё было и сложнее, и проще. Сложнее — потому что их отношения с Корпусом в течение этих четырёх лет развивались, мягко говоря, неоднозначно. А проще — потому что гетайры и эмигранты во всех смыслах прекрасно понимали друг друга. Причём независимо от того, воевали они в данный момент или соблюдали очередное перемирие. Прошлогодний ультиматум генерала Бонавентуры был отвергнут генералом Лорером только потому, что его официальное принятие повлекло бы со стороны шведов немедленные репрессии; но враждебные действия Бригады против гетайров с тех пор практически прекратились. Во всяком случае, наша теперешняя задача — выставить объединённый заслон на пути врага с Востока — наверняка найдёт у руководства гетайров полную поддержку. Им ведь тоже некуда отступать, в точности как нам. Надо только провести с ними встречу, чтобы расставить все точки над «i»; и майор Ведерников брался такую встречу организовать. Вспомнив об этом, я подумал, что истратил время всё-таки не совсем напрасно…

И — последнее. По порядку, но не по степени важности. Всего в тридцати километрах к северу отсюда, оказывается, располагалась штаб-квартира кавалерийского соединения под командой генерал-майора Туркула. Вот при этом известии я ахнул.

Антон Васильевич Туркул. Обычный клерк из какой-то провинциальной конторы, ушедший добровольцем на ту войну, которую на моей родине до сих пор запрещено называть Гражданской. Участник фантастического «марша в никуда» от Вологды к Белому морю — там он и получил первое офицерское звание. А через четыре весьма насыщенных года, дослужившись до генерала, он принял командование легендарной Дроздовской дивизией. После эвакуации дивизии вместе со всей Северной армией в Шотландию Туркул остался в строю, пытаясь продолжать борьбу из-за границы всеми доступными методами. До сих пор, правда, почти безрезультатно…

Старые эмигранты, почти все как один, не любили Туркула, считая его недалёким человеком и авантюристом. Видимо, они были правы.

Я вдруг понял с ослепительной ясностью: вот именно такие люди, как он, нам и нужны. Ох, как они нужны. И как их не хватает.

Разумеется, только идиот способен плюнуть на всяческую логику и поставить перед собой заведомо невыполнимую задачу. Например, совершить с группой в пятьсот человек тысячекилометровый пеший переход через территорию, занятую противником, при этом не имея впереди вообще никакой конкретной цели. Полагаясь только на везение. Невыполнимая задача, ведь правда?…

Моё желание встретиться с Антоном Васильевичем было настолько жгучим, что я в какой-то момент просто с трудом усидел на стуле.

Всё-таки возникло несколько соображений, которые меня удержали. Во-первых, ехать было физически не на чем. Воспользоваться мотоциклом я не мог — его дали мне только на сегодняшний день: к тому же имеющиеся отметки в документах не позволяли мне слишком удаляться от Сплита, иначе я рисковал быть арестованным как дезертир. Во-вторых, к Туркулу могли уже послать кого-то другого — по крайней мере, я изо всех сил на это надеялся. Ну и в-третьих — а что я, собственно, ему скажу? Ведь никаких полномочий для разговора с ним у меня не было. Выданное мне письмо Молчанова было адресовано персонально Линдбергу, вот ведь в чём дело. Чёрт побери…

Но главное — я должен вернуться, чтобы доложить майору Беляеву обстановку в зоне «Паннония». Я помнил, что основная часть моего задания состоит в этом. И вот тут уже совсем никуда не деться.

Больше всего я опасался, что моё решение отложить поездку к Туркулу кто-нибудь истолкует неправильно. Будто мной двигало рассудочное соображение, что один белогвардейский генерал с отрядом в несколько тысяч сабель ничего не сделает против надвигающейся с востока десятимиллионной сверхсовременной армии.

Ну не думал я так. И если, даст Бог, я всё-таки вернусь в эти края и успею присоединиться к Бригаде либо к туркуловскому отряду — и секунды раздумывать не стану.

Думать сейчас вредно. Может, главная беда моей страны в нынешнем веке как раз в том и была, что в ней развелось слишком много умников…

Ладно. Не будем. Чего я не люблю — так это апокалиптических обобщений. Интеллектуалы раньше любили поболтать о предчувствии конца света. Некоторые, особо одарённые, даже писали на эту тему кое-что. Зря. К чему писать о понятных и неинтересных вещах? Конец света случился в мае тридцать четвёртого года, когда прежний европейский мир — мир стабильных монархий, открытых границ и нарядных армий, годных в основном для парадов, — этот мир рухнул. И продолжает рушиться каждый день, если не каждую минуту.

До сих пор.

Мы вырулили с горного серпантина на прямую дорогу к городу, которая шла по приморскому карнизу. У меня над головой в тёмно-синем небе чётко рисовались экзотические силуэты сосен, над которыми повис узенький бледно-жёлтый завиток луны. Это было справа, а слева было море — просто море, бескрайнее и глухое, как вата, расстелившееся тёмной проблёскивающей гладью, — и там, вдали, что-то светилось. Я присмотрелся: это было не отражение звезды, как я сначала подумал, а огни парохода. Да, он шёл с непогашенными огнями. Чудо из чудес. Неужели нейтрал? Но как его, интересно, сюда занесло?…

Вот и город. Мы проехали по широкой тёмной улице, тянувшейся среди садов, и у первого перекрёстка притормозили.

— Куда вас теперь? — спросил мотоциклист.

— Давай на вокзал, — сказал я. Бронепоезд должен был уйти не раньше трёх часов утра — я пока имел все шансы вернуться с ним обратно. Иначе гарантированы проблемы.