Ирина Горбунова - На грани человечности

Тоже - отчасти - про охоту. На илагров. И на людей заодно - самый увлекательный вид охоты!

А косы для сарнийки впрямь - святыня, не забава. Символ воинской чести и доблести. Только девочке решать, когда заплести косы - перед первой битвой своей. Только женщине решать, когда расплести косы - перед избранником своим. И только вдове решать, когда остричь косы - в знак траура, и удаления от ратных дел, и грядущего безбрачия...

Нашла о чём думать, о сарнийках с их косами. Место да время самые подходящие. О другом совсем, о насущном позаботиться бы.

Как сбалансировать на зыбкой грани между "легендой" и истиной. Как привести к общему знаменателю: честь аризианки - и честь конфедератки.

Вовсе незачем убивать, советовал брат Костя. Главное - не победа, но участие. Притворное согласие; самоустранение в разгар свалки; не забыть развести руками в итоге... докосмическая дипломатия. И богу свечка, и чёрту кочерга.

Хорошо бы так. А если - ни нашим, ни вашим?

Может, и правильней всего сейчас - предаваться отвлечённым размышлизмам, вполуха внимая беседе друзей-приятелей. Даже не беседе - болтовне. Даже не похвальбы ради - для разговора. Прекрасно понимают все трое: не стал бы брат Миста, любитель розыгрышей, расплетать косы у пиратки-сарнийки, сговорчивой подруги на ночь. (А где вы видели сарнийцев - да несговорчивых?!) Балагур Миста, но уж не самоубийца. И личина шута скрывает вполне ясный, здравый ум, и даже научного склада.

Иначе не числился бы брат Миста в учениках Одольдо.

Всхрапнул, нетерпеливо перебрал ногами под седлом местный верховой зверь. Лошадь, не лошадь - единорог. Просто единорог, гнедой, с чёрной гривой и длинным костяным рогом во лбу. Что для Земли - сказка, то для Элкорна - обыденность. Стройная и сильная, хорошо выезженная, надёжная обыденность - под седлом землянки-наблюдательницы. Верный друг-помощник, и в пути, и в бою, и на охоте, раз уж угораздило. С непритязательным, по здешним меркам, именем - Тэнграл, что значит - Черногривый.

Вот на Земле - в Античные времена - Черногривым именовался некий морской бог... Впрочем, что подопечным до древних языческих богов, изрядно подзабытых и опекунами?

- Вайрика! - Это Эрихью. (Голос - сияющий, как полновесный золотой ардан). - Согласись, хорошо мы сделали, что выбрались. Потеха обещает быть знатной, верно?

- Верно.

Очень землянка надеялась, что её согласие прозвучало чистосердечно, не вымученно. Для пользы дела! - вечная присказка Наставницы Вахишты. Кроме того, не обижать же любимого.

- Жаль, нет у тебя ловчих туранов. - Ответ, похоже, вполне Эрихью удовлетворил. Смотрел он чуть сочувственно, похлопывал своего скакуна по крупу древком лёгкого охотничьего копья. - Впрочем, дело поправимое. В цепи держись ко мне поближе. Свора у меня неплохая.

- Справедливости ради - не чета батюшкиной, - поддразнил-осадил брат Миста.

- Ну-у... накажи меня Единый, если батюшкины тураны не дадут фору королевским!

- Королеву охоты разумеешь, или короля Льюра? - уточнил въедливый Миста.

- Обоих разом!

Смех в два голоса взвился в низко нависшее, рукой подать, небо, - и сбит был, как птица влёт, хрипловатым трубным рёвом. Дунув в рог последний раз, отец Одольдо пристроил его на поясе и принялся неторопливо спускаться с холма. Призрак в тумане, словно обретающий плоть и кровь по мере приближения. Вернее, два призрака: человек и зверь. Батюшка и скакун его, статный, породистый, ослепительно-белый - до алмазного, до серебряного! - даже сквозь клубящуюся мглу. Такой единорог даже на Элкорне - чудо, не обыденность. И имя чуду: Роэлин - Алмаз.

Какое-то время Суламифь просто любовалась: красотой, гармонией. Стройностью скакуна - и стройностью всадника; роскошной серебряной шевелюрой батюшки - и такой же гривой единорога. Даром что преподобному под шестьдесят уже, возраст более чем солидный для докосмического - в седле Одольдо держался легко, как юноша. И до сих пор - первый меч ордена, что значит - один из первых мечей королевства, да пожалуй, и всего материка.

И, несомненно, учёный - один из ведущих на своей планете, в свою эпоху. Вот-вот вступит Льюр из Тёмного Средневековья в бурный и парадоксальный Ренессанс, и отец Одольдо вполне может послужить провозвестником грядущего. Разносторонняя личность: философ и астроном, лекарь и зодчий, математик и алхимик, поэт и дипломат. При всём при том, охотно разделяет одну из краеугольных истин Конфедерации: мера всякой науки есть счастье Человечества.

Опередивший Время, несомненный и бесспорный. В этом с наблюдательницей солидарны и Академия Прогресса, и Совет Чести и Права, и каждый гражданин Конфедерации.

Столь редкостная здесь - гармония здорового тела со здоровым духом.

- Дети мои, приветствую вас. - Одольдо натянул поводья, поравнявшись с молодыми людьми. - Да пребудет Единый с вами, и да хранят вас Пророки Его, и да обережёт вас Священное Пламя от бедствий всяческих.

Привычно простёр руку преподобный отец; и оба сына его послушных склонились под благословение. Следовало бы и Суламифи последовать их примеру. Но лишь улыбнулась она и кивнула дружески. Как равная - равному.

- Благословенна будь и сия забава, истых воинов достойная. Пусть и клеймят её как богомерзкую. - С симпатией Одольдо взглянул на землянку. - Особо рад я видеть здесь тебя, дочь моя.

- Я убедил, - заявил Эрихью с гордостью.

Чуть печальным взглядом ответила обоим наблюдательница. Всё ж Опередивший Время - ещё не урождённый конфедерат. Всякий титанизм имеет свою "обратную сторону", как справедливо заметил учёный-культуролог докосмической Земли. Вот, не угодно ли - отец Одольдо: любит охоту со страстью настоящего аристократа Тёмных Веков. Охоту ради забавы, но не ради пропитания. В юности же не гнушался и во Святую Землю войной ходить, и в наёмниках служить. И ныне грешен, преподобный: изрядный гурман, немного сибарит и отчасти волокита.

Невелики прегрешения, впрочем. Сравнительно с преступленьями иных тиранов против своего народа, иных дельцов - против своей планеты.

Ведь и конфедераты равно избегают как необузданности, так и аскезы. Превыше всего ставят меру - и полнокровную жизнь.

А Суламифи порой казалось: не тщится ли Одольдо просто избыть тоску с тех самых дней, как окончательно порвал с Бариолой.

- Что же, отче? - Землянка почла за лучшее перевести беседу в иное русло. - Полагаете, не бывать войне с Мераном?

- Никаких усилий не пожалею, - обещал Одольдо убеждённо. - Прекрасные люди меранцы, и сколь отрадно вести дела с ними. Иной раз...

Привстав на стременах, вглядывался он вдаль, сквозь туман.

- Порою, дети мои, желаю я быть свободным - и от сана моего, и от дел государственных. Просто отправиться в плаванье вокруг света. Найдётся у меня друзья-сарнийцы, а у них - корабль крепкий.