Джеймс Кори - Пробуждение Левиафана

Он предпочел бы скорлупу потолще.

— Порядок, Алекс, — сказал Холден. — Мы на месте. Вели «Роси» постучаться.

Их пронзила низкая рокочущая дрожь. Наоми прижала руку к изгибу стены, чтобы удержаться на месте. Амос выдвинулся вперед с автоматом, способным стрелять без отдачи. Когда он согнул шею, Миллер услышал по рации хруст позвоночника. Только так и можно было его слышать: их окружал вакуум.

— Есть, капитан, — ответил Алекс. — Провел стыковку. Стандартная система безопасности не работает, дай секунду… сейчас…

— Проблемы? — спросил Холден.

— Готово. Есть соединение, — ответил Алекс и через минуту добавил: — А похоже, дышать там нечем.

— Вообще? — спросил Холден.

— Ага. Жесткий вакуум. Обе двери шлюза открыты.

— Вот так, люди, — сказал Холден. — Посматривайте на свои дыхательные системы. Пошли.

Миллер глубоко вздохнул. Индикатор на наружной двери люка сменил красный свет на зеленый. Холден сдвинул ее в сторону, и Амос проскочил вперед, оставив капитана чуть позади. Миллер кивком просигналил Наоми. Дамы идут первыми.

Стыковочный туннель был укреплен против вражеских лазеров и низкоскоростных снарядов. К тому времени, как люк «Росинанта» закрылся за ними, Амос добрался до второго корабля. У Миллера случился приступ головокружения, когда восприятие направления переключилось со «вперед» на «вниз», словно к чужому люку они не летели, а падали.

— Вы в порядке? — спросила Наоми.

Миллер кивнул. Амос уже скрылся в шлюзе. Они входили по одному.

Корабль был мертв. Лучи нашлемных фар скользили по плавным изгибам переборок, мягкой обивке стен, по серым дверцам шкафов со скафандрами. Одна дверца была погнута, будто кто-то или что-то проламывалось из шкафа наружу. Амос затормозил. В обычных обстоятельствах жесткий вакуум гарантировал, что никто не кинется на них из засады. Но сейчас Миллер принял бы разве что равное пари на свою безопасность.

— Здесь все закрыто, — сказал Холден.

— Может, что-то осталось в машинном зале? — предположил Амос.

— Значит, двигаемся отсюда к корабельной заднице, — сказал капитан.

— Примерно так.

— Осторожнее, — предупредил Холден.

— Я в рубку, — сказала Наоми. — Если там что-то работает от батарей, можно…

— Нет, — отрезал Холден. — Пока не поймем, чего ищем, держимся вместе.

Амос двинулся вниз, погружаясь в темноту. Холден толкнулся за ним. Миллер следом. Поза Наоми выражала то ли обиду, то ли облегчение.

В камбузе оказалось пусто, но кое-где угадывались следы борьбы. Погнутая ножка стула, длинная угловатая царапина на стене, где краску сколупнули чем-то острым. Две пробоины высоко в переборке, оставленные шальными пулями. Миллер протянул руку, ухватился за один из столов и медленно развернулся.

— Миллер, — позвал Холден. — Ты идешь?

— Посмотри-ка, — отозвался тот. Темная лужица цветом напоминала янтарь и стеклянно блестела в свете фар. Холден склонился над ней.

— Рвота зомби? — предположил он.

— Думаю, да.

— Ну, я и так считал, что это тот самый корабль, что нам нужен. Хотя как понимать: «нужен»…

В жилом отсеке было тихо и пусто. Они обошли все каюты, но не обнаружили личных вещей: ни терминалов, ни фотографий, никаких намеков на имена мужчин и женщин, которые жили, дышали и, надо думать, умирали на этом корабле. Даже каюту капитана выдавали только более широкая койка и запертый сейф.

Центральное помещение по высоте и ширине превосходило корпус «Росинанта», из темноты проступали двенадцать громоздких цилиндров, окруженных узкими лесами и подмостками. Миллер заметил, как помрачнело лицо Наоми.

— Что это? — спросил Миллер.

— Торпедные установки.

— Торпедные установки? — повторил он. — Господи боже, сколько же у них было? Миллион?

— Двенадцать, — ответила она. — Всего двенадцать.

— Серьезные орудия, — заметил Амос. — Рассчитаны на то, чтобы прикончить цель с первого попадания.

— Цель вроде «Доннаджера»? — уточнил Миллер.

Холден взглянул на него; свечение налобного дисплея проявляло его черты.

— Или «Кентербери», — сказал он.

Все четверо молча обошли толстые черные трубы.

В механических мастерских приметы насилия были отчетливее. Кровь на полу и на стенах и тут же — потеки стеклянистой золотистой массы, оставленные зомби. Комками валялась форма, скрученная и пропитавшаяся чем-то, прежде чем застыть в космическом холоде. Привычка, сложившаяся после осмотра сотен мест преступления, выявляла десятки мелочей: расположение царапин на стенах и дверях лифта, брызги крови и рвоты, отпечатки ног. Каждая что-то говорила Миллеру.

— Они в машинном, — сказал он.

— Кто? — не понял Холден.

— Команда. Те, кто был на корабле. Кроме одного. — Он указал на половинный отпечаток подошвы, направленный к лифту. — Видите, ее следы перекрывают другие. А здесь она наступила в кровь, уже засохшую. Остались не пятна, а чешуйки.

— Откуда ты знаешь, что это «она»? — спросил Холден.

— Это была Джули.

— Ну, кто бы там ни засел, они давно уже надышались вакуумом, — перебил их Амос. — Пойдем посмотрим?

Никто не сказал «да», но все проплыли к люку. Он был открыт. Темнота за ним казалась более плотной, более зловещей, более одушевленной, чем остальной корабль, — но это всего лишь воображение Миллера шутило с ним шутки. Он задержался, попробовал вызвать образ Джули, но она не пришла.

Он вплыл в машинный зал, как в пещеру. Миллер видел лучи фонарей, скользящие по стенам и панелям в поисках механизма контроля — живого или такого, который еще можно было оживить. Свой луч он нацелил в глубь зала, и темнота поглотила его.

— Нашел батареи, кэп, — позвал Амос. — И… похоже, что реактор заглушен. Намеренно.

— Ты мог бы его включить?

— Надо бы провести диагностику, — ответил Амос. — У них могли быть причины его вырубить, и мне не хочется проверять на себе — какие.

— Разумная мысль.

— Но я могу хотя бы включить… вот… давай, ублюдок!

По всей палубе засияли бело-голубые огни. На полсекунды Миллер ослеп. Вместе с возвращающимся зрением нарастало смятение. Ахнула Наоми, вскрикнул Холден. Из сознания Миллера тоже рвался вопль, и он усилием воли загнал его обратно. Это просто место преступления. Это обычные тела.

Только это были не тела.

Реактор стоял перед ним, замерший, мертвый. Его окружал слой человеческой плоти. Миллер узнавал руки, ладони с пальцами, растопыренными так широко, что больно было смотреть. Длинная змея выгнутого позвоночника, ребра, торчащие веером, как лапки мерзкого насекомого. Он пытался понять, что видит. Ему и раньше доводилось смотреть на расчлененные тела. Он узнавал в длинном мотке скрученных веревок человеческие внутренности. Он видел расширение кишечника, переходящего в прямую кишку. Проглянули характерные очертания черепа.