Олег Шовкуненко - Сезон огненных дождей

– А ну, приятель, притормози. – Подковыляв на затекших ногах, Огюст встал рядом с харририанином, который лишь полчаса назад принял управление планетоходом.

Естественно, абориген Агавы ничего не понял. Он вперил в капитана свои черные немигающие глаза и что-то булькнул на фа-хри.

– Стоп, я сказал!

От окрика харририанина вдавило в кресло, как будто планетоход вдруг начал разгон до первой космической скорости, никак не меньше. Конечно, капитан не надеялся, что его поймут и на этот раз, но он прекрасно помнил, что фа-хри – язык скорее эмоций, чем слов. А эмоций у Огюста в настоящий момент накопилось хоть отбавляй.

Сработало. Водитель резко остановил машину и почти сразу же отдернул руки от джойстиков управления, так, словно пластиковые рукояти вдруг превратились в ядовитых змей.

– Спокойно, дружок. – «Головорез» с самым миролюбивым видом положил харририанину руку на плечо. – Дальше поведу я. – Моришаль жестами продемонстрировал, как именно он собирается это делать, а затем решительно ткнул пальцем себе в грудь.

Понял водитель или нет, капитан не знал. Если не понял сейчас, то поймет потом. Огюст бесцеремонно стащил экс-пилота с его рабочего места и легонько подтолкнул в глубь салона. Иди, мол, и не путайся под ногами. Когда руки стиснули мягкий пластик рычагов управления, землянин осознал, что именно этого ему и недоставало. Капитан привык самостоятельно прокладывать свой курс, а не безмятежно ждать, когда за него это сделают другие.

Красная пустыня, по которой они тащились все эти бесконечные дни и к которой уже начали привыкать, вдруг неожиданно закончилась. Взглянув через лобовое стекло, Моришаль с удивлением увидел грязно-желтые камни, среди которых время от времени попадались такие же серо-желтые островки то ли высокой травы, то ли низкого кустарника. Типично азиатский пейзаж. Очень похоже на Афганистан или север Ирака. «Головорезам» пришлось немало повидать на своем веку. Есть с чем сравнивать.

Согласно навигационной схеме, до лагеря оставалось не более четырех километров. Интересно, а почему командир «Призрака» выбрал именно это место? Моришаль вспомнил покойного майора Майкла Шелтона. Опытный был и грамотный офицер. В разведке не первый год. Значит, и выбор он сделал не с бухты-барахты.

Управление гусеничной машиной в относительно ровной каменной долине не требовало особого внимания и концентрации. Именно поэтому Огюст Моришаль позволил себе отвлечься и включить голографическую карту района. Миниатюрные зеленоватые горы с накинутой поверх них сеткой координат засветились в сантиметре над пультом управления.

Почему здесь? – капитан задавал себе все тот же вопрос. Нет, против скального массива на севере экваториального континента Моришаль ничего не имел. Глухое местечко. «Головорез» наверняка и сам бы остановил свой выбор на этом районе, но вот сама точка… Капитан задержал взгляд на маленьком красном огоньке, отмечавшем месторасположение лагеря. Место, где сиял заветный маяк, напоминало небольшой залив, который крутым полумесяцем окружали пугающего вида отвесные скалы. Вход в каменистую бухту казался довольно гладким. Ни единой возвышенности или какого-либо крупного естественного укрытия, где защитники лагеря могли бы занять оборону в случае нападения. Чем больше Моришаль присматривался, тем больше ему не нравился этот «живописный» уголок. Почему-то на память пришла серая угрюмая стена, напротив которой обычно выстраивается расстрельная команда.

Стараясь выяснить причину своей неприязни к этому месту, Огюст попытался разузнать о нем побольше. Капитан протянул руку и коснулся голограммы. Пальцы едва притронулись к светящимся зеленоватым скалам, а рядом с ними уже вспыхнула белая информационная строка: «Скальная гряда 807. Максимальная высота 700 футов. Основными составляющими горной породы являются…»

Дальше капитан уже не читал. Он изо всех сил давил на тормоз и лихорадочно думал лишь об одном: «Семьсот футов… это чуть выше двухсот метров. Высота скал слишком мала! Их лазерная станция не могла достать до нас. Ну, хоть тресни, не могла!»

Подземная станция появилась совершенно неожиданно. Стены туннеля просто вмиг исчезли. Бах, и ревущая огненная ракета словно вырвалась на просторы безбрежного космоса, где, собственно говоря, ей и полагалось находиться. Вокруг ничего кроме густого непроглядного мрака. Настолько густого, что даже не видно звезд. Луиза, конечно, понимала – все это лишь ассоциации. Никакой это не космос. Они глубоко под землей, какие уж тут звезды.

Двигатель погас, и стало совсем тихо. Только легкое рокотание котящихся по монорельсу стальных сфер да негромкое подвывание рассекаемого воздуха. Девушке сделалось как-то уж очень неуютно. Словно ночью на кладбище. Рука сама собой нащупала фонарик. И уже совсем собралась его включить, как вдруг за спиной прозвучал голос:

– Так можно и проскочить. Катимся все и катимся.

Луиза вздрогнула. Фух, Микульский! Напугал, дьявол! Она только теперь вспомнила, что Ян сейчас так же слеп, как и она. Николай в темноте видит лучше, чем днем, у Грабовского и Шредера боевые шлемы, а вот они…

– Тормозить, извините, нечем. – Строгов перебил мысли Луизы. – Прыгать тоже не советую. Остается только ждать и осматриваться по сторонам.

– Осмотришься тут, – буркнул поляк. – Кругом сплошная тьма. Хоть глаз выколи.

Вдруг, словно опровергая слова разведчика, высоко над головой сверкнули проблески дневного света, сначала робкие, но всего через несколько мгновений яркие и контрастные. На дне туннеля оставалось все так же темно и неуютно, зато на душе чуток повеселело. Сразу вспомнилось, что в мире существует не только беспросветная ночь.

– Это что, вокзал для ведьм? – Марк Грабовский то ли спрашивал, то ли размышлял вслух. – Тогда где тут выдается помело? Как же иначе местные поднимались наверх?

– На световые колодцы не похоже, – задумчиво протянул Николай.

– Да уж! Свету от них целое море! Вокруг ну прямо как днем, – с сарказмом хихикнул Марк.

– Ты прав, черт побери! – В голосе Строгова послышалось нескрываемое раздражение. – Все у них тут не по-людски.

Луиза все же включила фонарь. Во-первых, очень неудобно разговаривать с призраками, а во-вторых, насколько она могла понять, платформа двигалась уже совсем медленно. Значит, скоро придется слезать. А слезать на ощупь совсем не хотелось, особенно после замечания Николая.

Строгов абсолютно не прореагировал на свет, хотя он находился рядом и луч с ходу угодил ему прямо в глаза. Господи, его глаза! Когда-то карие и слегка печальные. Под их нежным взглядом Луиза грелась, словно под теплым весенним солнцем. Но сейчас все изменилось. Сейчас его глаза – это… это бездушный оптический прибор совершенной боевой машины. От боли и печали у девушки навернулись слезы. Она не стала их вытирать, иначе все бы заметили. Но спрятать сырость Луиза обязательно должна. Она ведь все-таки гордая и сильная дочь Корсики.