Барбара Хэмбли - Призрачный Странник

Резкий звук вырвал Спока из глубокого сна. Он очнулся в кромешной слепой темноте и некоторое время лежал, прислушиваясь к плотной, давящей тишине вокруг и гадая, что это было.

С точки зрения логики, он не должен был ничего услышать. Звуконепроницаемые стены были чрезмерной роскошью для стандартных кают, однако в условиях пятилетнего похода всё же требовалась некоторая степень звуковой защиты, и все члены экипажа — даже такие любители повеселиться, как мистер Скотт и Брэй из ремонтной бригады — строго соблюдали правила, запрещающие шуметь в неурочный час. И хотя мистер Спок мог расслышать голоса из-за дверей всех комнат, мимо которых он проходил, и иногда — сквозь стены собственной каюты, в большинстве случаев даже его сверхчувствительный слух не различал отдельных слов.

Но сейчас, лёжа и прислушиваясь, он не слышал ничего, ибо то был самый глухой час искусственной ночи «Энтерпрайза».

Шум двигателей? — размышлял он. Но низкочастотный пульсирующий гул машин и электронных систем, что, подобно сосудам и нервам, пронизывали металлическую плоть корабля, звучал, как всегда, — обычным ритмическим фоном для всех остальных шумов. И всё же у Спока осталось впечатление, что разбудивший его звук был издан именно кораблём, не человеком…

Потом он услышал его снова — где-то рядом… Почему-то ему не казалось, что источник звука находится в одной комнате с ним, хотя, логически, в противном случае он не мог бы так ясно различать его.

Кто-то… стучит по переборке?

Этот странный шум не мог быть ничем иным, кроме стука: тупые, тяжёлые, яростные удары. В их ритме крылось нечто, наводящее на мысль о разумном существе, а не механизме — словно кто-то, лишённый дара речи, кричал от горя и безысходности.

В комнате похолодало. Спок установил таймер на понижение температуры в ночное время, чтобы имитировать пустынный климат Вулкана, к которому привык его организм, но этот холод был другим — липким, злым, пробирающим до костей. Спок плотнее закутался в одеяло, но это не помогло — через несколько секунд он откинул его, включил ночник в изголовье и подошёл к двери.

Вполне возможно, подумал он, разглядывая слабо подсвеченный ряд закрытых дверей других офицерских кают, выстроившихся вдоль изогнутого коридора пятой палубы, — что стены сами передают звуки определённого тона, если их частоты попадают в резонанс; и, действительно, это явление объясняло и тот тихий, едва заметный шум, что потревожил его сегодня вечером. Или, с большой долей вероятности, звук мог донестись из коридора — слух вулканца часто улавливал шаги и голоса людей, проходящих за дверью его комнаты.

Когда Спок вернулся в каюту, стук прекратился. В помещении было теплее, чем ему показалось в первый момент после пробуждения; зябко, как ночью на Вулкане, но уже без того леденящего холода. Он включил верхние лампы и в их стерильном белом свете ещё раз обошёл маленькую комнату, уделив особое внимание вентиляции, — ему пришло в голову, что звук мог передаваться по трубопроводам или вентиляционным шахтам.

Не найдя никаких зацепок, он выключил свет и снова лёг.

Но часом позже он ещё бодрствовал, когда услышал за дверью спотыкающиеся шаги и приглушённые всхлипывания женщины, что возвращалась в свою каюту.

Ещё до того, как грянула тревога, это был странный и на удивление беспокойный перелёт к Звёздной базе.

Поначалу тревожные разговоры не доходили до старших офицеров, но среди команды, особенно среди тех, кто служил в дальних отсеках корабля, ходили всякие подпольные слухи. Энсины Бруновский и Миллер слышали что-то вроде стука или грохота, когда работали в главном компьютерном зале на восьмой палубе. По крайней мере, Миллер работал, а Бруновский просто составил компанию другу, сменившись с вахты в отделе чистки и вторсырья — «очисток и старья», как обычно называли бортовую службу уборки и молекулярной переработки отходов те, кто носил униформу и придерживался протоколов только в рабочее время. Стук, казалось, звучал где-то поблизости — возможно, передаваясь по вентиляционным трубам или по переборкам — но прекратился, как только они попытались определить источник. Миллер, протеже мистера Скотта, переведённый в компьютерный отдел из-за временной нехватки специалистов в этой области, сказал, что звук не был похож на механический — скорее, будто кто-то или что-то стучало по стене.

Поговаривали, что энсин Гилден из исторического отдела слышал нечто похожее, когда работал в своем кабинете в кормовой зоне одиннадцатой палубы; по его мнению, постукивание доносилось откуда-то из лабиринта металлических стеллажей где хранилось собрание исторических документов с разных планет, которые он как раз заносил в компьютерную базу. Впрочем, признался Гилден, он не рискнул идти на поиски источника звуков, пока стук не утих. Он был также одним из тех, кто жаловался на таинственное перемещение предметов — кофейные чашки, электронные блокноты, пачки распечаток и стилосы пропадали со своих мест, хотя он точно помнил, где оставил их в последний раз. На первый взгляд, тесный и захламлённый кабинет помощника главного историка сам по себе был достаточным объяснением феномена исчезающих предметов. Тем не менее, как заметила лейтенант Ухура в одном из вечерних разговоров в комнате отдыха, работая в таком бардаке, Гилден должен был развить у себя хорошую память на расположение вещей, иначе он не задержался бы на этой должности. Но её голос оказался в меньшинстве — по крайней мере, сначала.

Гнёздышко мистера Скотта, расположенное в нижней части технического корпуса, стало ещё одним местом, где отмечались исчезновения или странные перемещения предметов. Самым непостижимым был признан случай, когда со стола главного инженера пропала чашка кофе, — впоследствии её обнаружили на верху двухметрового складского шкафа.

Таковы были факты, о которых говорили. Но были и те, о которых умалчивали.

Так, мистер Скотт никому не рассказывал о странном чувстве, охватившем его, когда он работал в одиночестве в ангаре для шаттлов, — об овладевшей им уверенности, что рядом кто-то стоит. Ангарная палуба была около тридцати метров в длину и, пока ею не пользовались, — неосвещённая, за исключением одного ряда горевших вполсилы люминесцентных панелей по центру потолка и рабочей лампы Скотти, озарявшей ярким белым сиянием открытый люк, который он проверял. В дальнем конце ангара неясными тёмными глыбами громоздились шаттлы — «Гершель» и «Коперник», но палуба вокруг люка ясно просматривалась во всех направлениях футов на тридцать или около того. Удивляясь, что не слышал, как открывались двери шлюза, Скотт уже открыл было рот и хотел окликнуть вошедшего, уверенный, что это кто-то из его помощников.