Барбара Хэмбли - Призрачный Странник

Вместе с ними в комнате было ещё… нечто. Они оба знали это, ощущали каждым нервом; холод, окутавший их, не имел ничего общего с ледяной пустотой космоса снаружи. Это было что-то разумное, наделённое собственной волей… и оно находилось рядом с ними, среди массивных корпусов молекулярных смесителей, затаившись в густой тени. С того места, где они стояли, прижавшись к стене, они могли видеть лишь небольшую часть просторной комнаты; остальное скрывала темнота и изгиб стен, вытянутых вдоль дуги «тарелки» на четверть окружности. Но каким-то образом Адамс чувствовала, что это, чем бы оно ни было, совсем близко… и движется.

Рядом с ней Гилден шёпотом произнёс старинное ругательство; Эмико машинально отыскала его руку и вцепилась в неё. Тёмный прямоугольник двери вырисовывался во мраке всего в семи-восьми метрах от них… Если мы побежим, подумала Адамс, если мы добежим до двери… что, если она не откроется?

Где-то среди смутно видимых нагромождений машин раздался стук. Слабый ритмичный звук, гулкий, звенящий, металлический. Адамс нашарила свой фонарик и посветила в направлении звука, но там не было ничего — ни тени, ни движения. Только этот гулкий стук, будто слепой с тростью ощупью искал дорогу…

С внезапной силой Гилден втолкнул её на низкую платформу грузовой тележки, выхватил у неё пульт управления и включил полный ход. Свистя и завывая, маленький транспорт рванулся к двери, которая распахнулась перед ними и с шипением сомкнулась позади в темноте; цепляясь друг за друга, чтобы не слететь на повороте, они пронеслись по дуге коридора, направляясь к турболифту со всей скоростью, какую мог развить двигатель тележки. Не останавливаясь, они добрались до лифта и, вскочив в него, вручную затащили следом тележку — так было быстрее, чем управлять ею через пульт.

Они проехали напрямик через седьмую палубу и вниз до кормового зала одиннадцатой палубы, совершенно пустого в это ночное время, — и плевать им было на всех, кто будет проверять записи компьютерной системы. Ни Гилдену, ни Адамс не хотелось выбираться из лифта и снова идти по этим слабо освещённым гулким переходам от центральной лифтовой шахты до кормовой.

Они не перемолвились ни словом, пока не добрались до кабинета Гилдена — узкой каморки, оттяпанной, по его собственному выражению, от кормового обзорного зала и заваленной от пола до потолка старыми книгами, журнальными подшивками, горами ящиков со свитками, пачками писем, коробками отдельных записок. То были бумажные подлинники исторических записей, собранных со всех планет, где побывал «Энтерпрайз», от всех народов и цивилизаций, которые они открывали или изучали, огромная масса информации, которую надо было разобрать, оцифровать и ввести в компьютерную библиотеку для последующей передачи в центральные базы данных Федерации на Мемори Альфа. Некоторые из этих документов никто не читал уже многие годы — а то и столетия — даже на планетах, где они были собраны. При тусклом свете настольной лампы это место походило на подземную нору и угнетало своей теснотой. Адамс нервно съёжилась на краешке стула между двумя гигантскими стопками старых книг и видеокассет с приключенческими сериалами, пока Гилден добывал кипяток из пищевого автомата, доставшегося ему в наследство с тех времён, когда эта комната ещё была частью обзорного зала.

— Настоящий лакричный чай, — сказал он, протягивая ей немытую расписную чашку. — Я купил его на Звёздной базе 12. Синтезаторы готовят только ромашковый и мятный, и оба на вкус — всё равно что солома.

Она приглушённо хихикнула, но её рука дрожала, когда она взяла чашку.

— Спасибо.

В неверном свете маленькой ламы Гилден всё ещё выглядел очень бледным и чуть не разлил свою чашку, поднимая её со стола.

Они посмотрели друг другу в глаза.

— Мы доложим об этом?

Она вспомнила тот жуткий холод, и непреодолимый страх, и навязчивое ощущение, что вместе с ними в комнате находится что-то невидимое, неосязаемое…

— А тебе хочется объяснять, что ты делал в органической лаборатории в это время ночи?

Он заколебался, разрываясь между чувством долга и нежеланием выслушивать то, что скажет корабельный историк по поводу тайного хранения бесполезных бумажных копий, содержимое которых уже занесено в компьютер. Он подумал об остальных своих сокровищах, об экзотическом оружии и священной утвари разных культов, о собраниях загадочных книг; о свитках, тетрадях и письмах, имена чьих авторов и адресатов, умерших столетия назад, он порой находил в малоизвестных исторических анналах чужих миров — об этих драгоценных вещах, что загромождали до потолка его маленькую личную каюту, которыми были забиты все углы и полки Исторического хранилища, а также шкафы всех друзей, кого он смог уговорить предоставить им место.

— Ты же знаешь, — негромко добавила Адамс, — если мы пошлём кого-нибудь проверить, там ничего не найдут. Не сейчас.

— Да, — сказал Гилден дрожащим голосом и отхлебнул чая. — Думаю, да.

Он снова вздрогнул, вспоминая, как услышал стук в собственном кабинете, как один или два раза его посещало чувство, что он не один в этой комнате… и как однажды ночью он пришёл к своему кабинету и, стоя перед запертой дверью, услышал внутри чужие шаги…

— И если это повторится, когда мы пойдём туда в следующий раз… думаю, мы сами с этим справимся, — проговорил он. — Как ты думаешь, Дэнни одолжит нам фонарь побольше?

Кто-то тихонько забарабанил в дверь.

— Хелен… — Это был голос Ухуры, обеспокоенный и даже испуганный. — Хелен, это я.

Лёжа в темноте на кровати, Хелен промолчала. Она не была уверена, что сможет говорить достаточно твёрдым голосом. И, потом, что она могла сказать? Через некоторое время за дверью раздались лёгкие шаги, удаляющиеся по коридору, и она снова осталась наедине с собой.

Наедине с безнадёжностью и с полным смятением мыслей. Наедине с воспоминаниями о снах и о кошмарах.

Тот сон…

Хелен уронила голову на плоскую, чистую, казённую флотскую подушку.

Последний вечер на Пигмисе воскрес в её памяти так отчётливо и ярко, что грудь пронзила почти физическая боль. Как теплы были его сильные пальцы, сжимавшие её запястья, как уверенны и нежны губы… И сухой, сладковатый запах травы, и жар, что источала нагретая за день земля под их ногами. В этом золотом, как жимолость, лунном сиянии выражение сомнения на его лице читалось так же ясно, как при свете дня. Если он знал, что лжёт, — откуда взялось это сомнение? Или оно было лишь ещё одной уловкой, чтобы убедить её?

Или она сама всё это выдумала?

Она перевернулась на спину и уставилась на серо-голубой потолок — такой же плоский и невыразительный, как и всё остальное в Звёздном Флоте. Именно это безликое единообразие будило в ней презрение к службе — эти уставы и правила, стремление всё упростить и привести к общему знаменателю… которые она готова была принять ради него.