Александр Зорич - Повести о космосе (сборник)

В том, что я сказал, было немножко правды и много блефа. Наш флот действительно мог попытаться атаковать Эрруак. Но оценка времени, потребного на преодоление тойлангской линейной обороны, была не в нашу пользу. Расчеты Ставки показывали, что тойланги успеют расстрелять на Земле все крупные города, а затем вывести из Солнечной системы три четверти своего флота для защиты Эрруака прежде, чем наши корабли смогут создать угрозу непосредственно родной планете тойлангов.

– У вас это называется «по–ца–луй из могилы», верно? – спросила Ресту–Влайя.

– Именно так.

Сами–то тойланги не целуются. Поэтому слово «поцелуй» в ее устах было калькой с земного Языка.

Я был изумлен.

Чтобы тойланг интересовался земной лингвистикой и прикладной антропологией? Отродясь о таком не слыхивал!

– Я пришла сюда не для того, чтобы обсуждать кто кого за–ца–лует до смерти. Я пришла, чтобы попытаться найти приемлемые для обеих сторон формы мщения. На основании текущей ситуации. А текущая ситуация такова, что мы можем испепелить Землю за четыре тика. В то время как вам для прорыва к Эрруаку потребуются стандартные сутки.

Что ж, в высшей степени разумно. Они все просчитали не хуже нашей Ставки. Попытки блефовать и дальше приведут только к окончательному срыву переговоров.

Я состроил скорбную мину и с тяжелым вздохом сказал:

– Мы готовы вернуть вам все оккупированные колонии и отвести свой флот в Солнечную систему.

– Мы это уже слышали. Этого мало.

– Но ваше Управление Пространств Удаленных собиралось думать до Дня Кометы!

– Обстоятельства изменились. После провокационной выходки вашего крейсера, решение было принято сразу. Ваши предложения отклонены. Что ты можешь предложить еще?

– Мне необходимо связаться со Ставкой.

– Нет. Решай сам. Здесь и сейчас. И помни о судьбе гиши.

Она требовала от меня действовать на грани моих полномочий. Даже если я смогу вымучить условия мира, которые удовлетворят ее взыскательную натуру, примет ли эти условия Ставка?

– Хорошо. Мы можем разоружиться. Сделать так, чтобы корабли владетелей пространства никогда больше не боялись встретить звездолет землян.

– Корабли владетелей пространства не боялись и не боятся подобных встреч. Ни в прошлом, ни сейчас.

Вот что значит настоящее патриотическое воспитание!

– Я неправильно выразился. Это был просто оборот речи. Я имел в виду, что мы можем сдать вам все свои боевые корабли.

– Этого мало.

– Мы можем демонтировать все звездолетные верфи. Мы уйдем из космоса! Навсегда!

Я говорил страшные, крамольные вещи. Два дня назад я собственноручно отрезал бы свой язык, если б он осмелился сказать такое. Мне, бдительному стражу интересов Сверхчеловечества, было больно. Но «нет такой боли, которую нельзя вытерпеть». Глубокая книга, эти «Премудрости».

– Это уже много. Но по–прежнему мало. Искандер, моя раса воюет с вами не по необходимости, а ради удовольствия увидеть вас побежденными. Мы должны насладиться мщением. Я готова признать, что поголовное истребление твоих единоплеменников – это грубая и жестокая форма мщения. Но у нас далеко не все с этим согласятся. Для многих тойлангов, ограниченных в своем мышлении, это настоящая услада: отомстить вам через уничтожение.

Переговоры грозили зайти в тупик даже быстрее, чем я думал. Пора было срочно что–то придумывать, юлить, изворачиваться, выкручиваться, тянуть резину – в общем, заниматься настоящей дипломатией.

Может, зря наши двинули сюда Искандерчика? Сломаюсь сейчас под грузом ответственности, сорвусь, надену кольцо–катализатор… Я ведь по–прежнему активант, этого никто не отменял. Последний из.

Нет, так не пойдет. Направить разговор в другое русло – вот что надо.

– Боюсь навлечь на себя твой гнев, но скажи мне: обладаешь ли ты достаточными полномочиями? Не носит ли твой визит частный характер? В прошлую нашу встречу ты мечтала о звании Боренья Слова Передающего. И, помнится, собиралась посвятить себя высокому искусству каллиграфии. А теперь ты носишь орден «Высшее Управление» и говоришь от лица правительства!

– Это все благодаря встрече с тобой. Я принесла своему роду ценные мысли. Столь ценные, что мой род быстро возвысился и привел нашу расу к победе. У меня нет официальной должности в правительстве, потому что она мне не нужна. Но мой голос многое значит для моего брачного контактера. Если мы с тобой договоримся, условия нашего соглашения будут утверждены правительством без проволочек. Слово высокородной финь–Рэхан финь–Залмат.

Если уж Ресту–Влайя произнесла в присутствии чужака свое фамильное имя вслух, значит по крайней мере самой себе она верила. И всеми силами стремилась показать мне, что я тоже должен ей верить.

Но доверяться Ресту–Влайе я не спешил.

– Это общие слова. Как именно возвысился твой род?

– Я подсказала им, что ваши новостные пилюли можно использовать против вас.

Неизвестные гипервирусы в крови Галеацци сразу вызвали у меня подозрение, что тойланги как–то умудрились обратить нам во вред нашу собственную психохимическую технологию. Но при чем здесь именно новостные пилюли?

– Как использовать?! Это же совершенно безобидные препараты!

– Это ты мне уже говорил там, на У–те–се. Они безобидны, пока их химсостав отвечает эталону. Но если внести в него определенные коррекции, через пилюли можно передавать любые гипервирусы.

– Например?

– Пример. Можно сделать так, чтобы человек во время приема новостей, помимо зрительных и других образов, получал дополнительную информацию, которую он осознавать не будет. Но воздействие этой информации на подсознание в сочетании с присутствием стабильных гипервирусов в крови и, соответственно, в нейронных цепях, позволяет сформировать второй управляющий центр. Который, незримо присутствуя, заставит человека в нужное время, в нужном месте совершить некое действие. О котором он сам потом не будет помнить. А действие это может быть, например, такое, что из–за него через сутки перестанет работать жизненно важный элемент вашей нелинейной обороны. Или узел правительственной связи.

– Мне кажется, это даже принципиально невозможно.

– Полевые синтезаторы, которые превращают ядовитые грибы в шо–ко–лад, с точки зрения вашей технологии тоже невозможны.

– Ну, не то чтобы совсем невозможны… – пошел я на попятную. – Есть же они у вас! Значит, они возможны. Но очень сложны.

Ресту–Влайя, предупредительно выставив ладонь, другой рукой достала из кармашка на поясе крошечный, в четверть портсигара, проектор и поставила его на стол.

– А вот это… Это – просто? – спросила она.

По ее мысленному приказу на стене засветилось гигантское фигурно–графическое стихотворение. Распространяясь в стороны от извилистого ствола на ветвях–заглавиях, свисали тяжелые гроздья отдельных строф. Каждая буква–идеограмма была обвита собственным неповторимым узором. И если строф там были сотни, то букв – наверное, больше десяти тысяч.