Борис Георгиев - Космогон

– Именем Космогона! – прокатился над скоплением начальственный голос. «Гона… гона!» – эхом плеснули от центра к периферии круговые светлые волны.

Ропот стих не сразу, старшему чистильщику пришлось прикрикнуть: «Молчать, р-раздолбаи! Слушать!» Пережидая, пока затухнут высокочастотные всплески, он сказал кому-то из ближнего окружения: «Куда смотришь? В командировках распустились… Устроили тут, понимаешь, белый шум…»

– К делу, коллеги! – дождавшись тишины, сказал он. – Именем Космогона объявляю очередное совещание открытым. Слава Космогону!

«Ава!.. Ава!» – стройным хором загремело скопление светломатерчатых.

– Ну, чего раскричались? – низким рокотом раскатился над ручьём Орионовым недовольный голос. – Опять устроили собрание? Сейчас явлюсь. Зовёте попусту, когда у меня там назревает слияние.

– Что у вас? – спросил Космогон, сгустившись в центре скопления.

– Отчётное собрание службы очистки космоса, господин Космогон, – браво доложил старший чистильщик. – На повестке дня доклад о ходе расследования срыва кристаллизации общества в заражённой параллельности. Докладчик – представитель Космогона…

– Какой такой представитель? Что-то не припомню.

– Твоей милостью, господин, назначенный расследовать обстоятельства срыва слияния.

– А! Мелкий такой. Как же, как же. Тот, который общий язык брался найти с думотериями. Помню. Кстати, где он? Справился, наконец?

– В том-то и дело, господин, что оказался он, я извиняюсь, неспособным раздолбаем. Возится, изучает язык.

– Сколько можно возиться?! – досадливо проворчал огородник. – Где он? Раздолбаем его прямо здесь, принародно. Ишь, волокиту затеял.

– Не он затеял, господин Космогон. Сильно потравлена параллельность гадом Верховным, опасаюсь я, что придётся тебе потрудиться, выбросить её к… одним словом, вовне выбросить.

– А думотерии?

– Боюсь, пока представитель, тобою назначенный, расследовал причины неслияния, все они напрочь оказались испорчены темноматерчатыми тварями.

– Где представитель? Где этот лентяй?! – гневно загремел Космогон-Огородник.

– Не явился. Ввиду этого предлагаю окончательное решение вопроса о причинах срыва…

Окрест зашушукались: «Говорил тебе, опять отложат… Шеф мастак резину тянуть… Не иначе, он в сговоре с этим, с Космогона представителем».

– Предлагаю вынести решение немедленно! – с места выкрикнул сын плотника.

Шум затих.

– Кто посмел?! – озираясь окрест, визгнул старший по параллельности.

Бывший чистильщик поднялся. Информационные жилы его набухли от прихлынувшей памяти, он позволил ей свободно литься в сознание.

– Я Птах! – заговорил он, неторопливо следуя к центру скопления. – Я Зверь! Я Новорожденный! Я Ученик! Я Учитель! Я Иешуа из Ноцрета, сын плотника! Я Мир! Я Меч! Я сын человеческий, имя моё умножено страданиями!

– Да вырастет имя твоё бесконечно, – нисколько не смутившись, ответил старший чистильщик, думая при этом: «Сопляк. Куда ты выперся? Подох уже вместе с носителем? А я ведь приказывал, сначала ко мне на доклад. Ну, смотри у меня…»

– Думаешь ты – «Смотри у меня», – смотрю я и вижу в душе твоей мелкой дно, – сказал Иешуа.

– Э-э!.. – изворачиваясь и морщась под жёстким взглядом, произнёс старший чистильщик.

В скоплении светломатерчатых вкруг него образовалась пустота.

Космогон-Огородник, несколько развеявшийся от неожиданности, снова сгустился и спросил: «А, так ты здесь? А почему начальник твой говорил, что, мол, не явился ты, и ругал всяко? Ты нашёл общий язык с думотериями?»

– Я нашёл истину.

В миг, когда сын плотника увёл взор от бывшего своего начальника, чтобы ответить Космогону, старший по параллельности собрался с духом.

– И в чём истина? – издевательски поинтересовался он, думая: «Истина относительна, оборванец».

Сын плотника забеспокоился. Уж очень мелкой и фальшивой показалась душонка начальника, что-то было не так. «Нет ли у души его второго дна?» – подумал Иешуа, вглядываясь. Наступая, сказал:

– Истина в том, что ты придумываешь сейчас увёртки, малодушно пытаясь избегнуть наказания за предательство. Судный день настал, но не для думотериев, а для тебя и твоих подручных. Ты сделал меня свидетелем, чтобы я проводил избранного до смерти и уличил гада Верховного. Я проводил избранного дальше, чем тебе хотелось бы, и разговор твой с подручным, убившим меня, слышал. Свидетельствую: ты был рукою Верховного, раздавившей центр кристаллизации, ты сам и твои подручные. В этом истина.

– Ты был до конца с избранным? Я рад, что тебе понравилось, – не смущаясь, ответил старший чистильщик.

Взгляд сына плотника он переносил на удивление стойко. Короткая мысль его: «Часть истины не истина», – насторожила Иешуа.

– И ещё видел я, – сказал сын плотника, – что светлые твои подручные терзают думотериев не меньше темноматерчатых. Чем же ты отличаешься от Верховного?

– Терзают?! – грозно взревел Космогон-Огородник, но и это не смутило старшего по параллельности.

Светлая толпа за спиною его рассеялась, он отступал к ограде. Присутствия духа не утратил, окрик Космогона оставил без внимания; по дну его сознания прошла мысль: «Дурак. Не понял до сих пор, чем я отличаюсь от Верховного».

«Космогона он не боится», – понял Иешуа, сдерживаясь, чтобы не кинуться на бывшего начальника. Бесстыдство старшего чистильщика разбудило в сыне плотника Зверя. Весь гнев сосредоточив во взгляде, обратился Иешуа к предателю со словами:

– Час твой настал!

– Ты сказал, – поспешно согласился бывший старший чистильщик и быстрее луча скользнул за ограду.

– Куда?! – заревел Космогон. – Стой! Ты разжалован!

«Жалован… Жалован…» – эхом прокатилось по толпе светломатерчатых.

Не в силах сдержать гнев, повернулся Иешуа к светлому скоплению.

– Ай! – пискнул кто-то обожжённый.

Толпа расселась надвое, словно рассечённая мечом. «Спас… Спаса… Спасайтесь!» – прокатился по толпе из конца в конец клич. «Шухер!» – визгнули издали.

Кинулись врассыпную светлые пятна, через ограду запрыгали яркими горошинами.

– Вы все разжалованы! – ревел огородник.

Никого, кроме сына плотника, не осталось рядом. Берег у излучины ручья Орионова очистился.

– Проклятая параллельность! – громыхал огородник. – Раздавлю! Вовне выкину как сор, вместе с тёмными и светлыми!

Он сгустился, сосредоточился, длани его почернели от тяжести. Но, примерившись обхватить ненавистную параллельность, услышал:

– Остановись, Космогон. Именно этого все они и добиваются.

– Кто смел поперёк моего слова своё молвить? – удивился огородник.

– Я, – ответил Иешуа.

– Да кто ты такой, чтоб перечить?

– Я сын человеческий, – устало ответил Иешуа. – И я говорю тебе: помилосердствуй, не губи думотериев. По замыслу твоему и твоим попущением в муках они рождаются, в муках живут, умирая, мучаются, но славу возносят всему сущему, а сущее – суть Творение. Кто хвалит Творение, хвалит Творца. Не ты ли Творец? Ты бросил семя в почву, ты вырастил, ты же сам теперь обвиняешь дерево, что не таким выросло, и стать топором собираешься? Как не может убежать от топора дерево, так не может от гнева Творца скрыться Творение. Знай: станешь топором, окажешься в руках у Верховного.