Джейн Астрадени - Сто дней, которые потрясли Галактику

Ради этого пришлось поступиться некоторыми принципами, но… Она приблизилась и… сматерилась… Дождалась, пока мужичок поднялся, отряхнулся, в сердцах пнул подвернувшийся рулон и… Пииип! Надо было видеть размер его глаз, чтобы понять, как он потрясён. Похоже, Женька не прогадала. И для чистоты эксперимента, снова выругалась. На этот раз поскромнее. От изумления он икнул и еле сумел выговорить:

— Ё-моё… Я уж думал, труба. Никогда уже не…

Он запнулся, озираясь по сторонам.

— … Не услышите? — закончила за него Женька.

Мужик закивал. Окинул взглядом её униформу и, попахивая перегаром, просипел:

— Вы из ентих, как их, из кураторов?

«Кураторы? Что ещё за новости?» — подумала Женька, а вслух сказала:

— Нет, меня тоже похитили, но я, — она многозначительно подняла палец кверху, подражая Ралу. — От них…

— Ё-моё! *Трёхэтажный*! Ой, деушка, простите, — и зажал себе рот.

Это было так характерно для русского мужчины конца двадцатого века, учитывая, что сама «деушка» только что выдавала.

— Да ничего.

Женька была права. В общем-то, она ничем и не рисковала. Если бы рабочий отреагировал неадекватно, то притворилась бы, что проводит статистический опрос среди населения станции: «Как вы относитесь к фразеологизмам прошлого?». Психолог как-никак. Ей повезло, и реакция мужика оказалась более чем красноречивой. Поэтому она наклонилась к нему и доверительно сообщила:

— Теперь — это наш пароль.

— Чего?

— Маты — это пароль. Чтобы узнавать друг друга. И передайте своему куратору… Нет, лучше отведите меня к нему. Я сама передам.

— Ну, я, это, как-то, — замялся он и подозрительно сощурившись, спросил:

— А из какова ты году?

Вообще-то, Женька сама собиралась это у него уточнить, а новоявленный земляк её опередил.

— Из две тыщ пятого, — ответила она. — А вы?

— Из тыщ девятьсот восемьдесят девятого, — выдохнул он, вместе с перегаром.

Сам этот факт абсолютно указывал на его происхождение. Сомнений не оставалось. Вот только бы встретиться с таинственным куратором и попытаться из него что-то вытрясти, раз из Грегори не получается.

— Так отведёте? — переспросила она.

Он кивнул.

— Тока у меня смена не кончилась ищё. Попозже.

— Лады, — ответила Женька. — Я тоже на работе… Ой, а зовут вас как?

— Петрович… Николай Петрович.

— А меня — Евгения.

Они договорились встретиться на том же месте в семь, и он принялся с матами собирать рулоны.

Да уж, встреча получилась не такой радостной, как она себе представляла. Похоже, дмерхи всё сделали для того, чтобы похищенные не только не встречались, но и друг другу не доверяли.

«А вдруг не придёт?» — засомневалась Женька, заканчивая терапию с окезом. — «Ну, хотя бы знаю, где он работает».

Она вернулась в службу и приняла оставшихся посетителей. Зашла к себе и переоделась. Всё-таки лучшая одежда для доков — это брюки. Внутри тихонечко ёкало. Какой-то вертлявый червяк поселился в груди и крутился, извивался. Женька страшно волновалась, так, что ладони вспотели.

Николай Петрович ждал её на складе, за рулонами. Как и был в робе, и… в тёмных очках. Шпионские страсти!

— Женя? — нарочито серьёзно уточнил он.

— Я самая, Петрович.

— Идём, у меня тута каптёрка неподалёку.

И провёл землячку через пустой цех. Они прошли мимо аппаратной, завернули в коридорчик, и Петрович толкнул обитую изоляцией переборку. Переборка отъехала, открыв комнатушку без окон, освещённую микроновыми лампами. Комнатушка была захламлена вещами непонятного назначения и загромождена ящиками. Вдоль стен протянулись стеллажи с запчастями. Посреди каптёрки торчал стол, уставленный металлическими кружками, и валялись табуретки; у стены притулился топчан. В глубине комнаты болталась штора из полиэтилена или чего-то идентичного.

— Моисеич! — позвал Петрович. — Привёл.

Штора отъехала, открыв другого мужчину — в сером халате, увеличительных очках, перчатках и со скальпелем в руке. А за его спиной виднелся операционный стол, на котором вытянулся человек. Он лежал неподвижно, запрокинув голову, а из живота у него торчали внутренности…

Как выяснилось позже, это был не человек, а всего лишь андроид. И не скальпель, а плоскостная отвёртка. Но сначала двум напуганным бедолагам пришлось приводить гостью в чувство нашатырём. Как в двадцать пятом веке у них отыскался нашатырь, Женька даже и не спрашивала. Хотя потом оказалось, что был он в кармане у Петровича, когда того похитили. Другой вопрос, что он там делал и как бутылёк не изъяли при похищении? Женьке только одежду и оставили.

— Шоже ты такая впечатлительная? — сокрушался Петрович.

— Не видела барышня андроида в разобранном виде, — пожимал плечами Моисеевич. — Со всяким бывает.

— Угу, с кем не быват, — соглашался Петрович, — всяко и разно.

Петрович был слесарем высшего разряда, на пенсии. Он так рассказал историю своего похищения:

— Сижу я значица на кухне, супружница моя ушла по магазинам… Пью чай, закусываю…

— Чай? — усмехнулась Женька.

— Ну, коньячку туды капнул, для бодрости. Жена, знашь, у меня строгая насчёт ентого дела. Смотрит, кабы чего. Ну я-то знаю, где она прячет. А ни-ни, так, душа иногда просит. На пенсии жешь, одна радость…

Глаза у Петровича осоловели, и он ударился в воспоминания.

— А дальше что? — напомнила ему Женька.

— А чё дальше? Сижу, значица, на кухне, звонят, в дверь. Иду открывать, пенсию, значица, должны принести. Открываю, а там шпендик такой, почтальон. «Вам, — грит, — посылка». Взял я ручку, шоб расписаться, значица, и всё… Шум, гам, и я незнамо хде…

А Рал славно постарался. Или это был другой маркафи? Кто знает, сколько их на службе у дмерхов?

— А на ручке случайно не было камушков? — поинтересовалась Женька.

— Да не помню я! Можа и были. Дык, очнулся в космосе, на корабле ихнем. Там и Моисеич был. Сказали, «куратор, от него ни на шаг». А чё каво, значица, поди разберись… Притащили сюды. Работай, грят, а тута енти… оранжевомордые… Во!

Он живописно растопырил пальцы над головой, имитируя окезский гребень.

— Жутко по первости *трёхэтажный*!

Моисеевич поморщился.

— Что ж ты, Петрович, при барышне?

— Дык, она грит — теперича это пароль.

Моисеевич вопросительно глянул на Женьку. Она лишь пожала плечами.

«Выходит, Грегори мой куратор, что ли? — подумалось ей. — Почему мне не объяснили?»

С Моисеевичем оказалось ещё запутанней. Его похитили из начала двадцать второго века. Он был русским евреем. То есть, папа Моисеевича был евреем из Одессы, а мама — русской. Жили они в Сибири. Моисеевич работал инженером по робототехнике. Женька надеялась, что он хоть что-то знает, но, увы.