Сергей Кусков - Телохранитель ее величества: Точка невозврата

— Просто потому, что ты не такая, как все?

Мог бы и не спрашивать!

— Меня тоже всегда дразнили, — раскрыл я свою «тайну». Чтоб создать атмосферу близости, общей беды. — А один препод, мудак первостепенный, и сейчас коверкает мою фамилию, целенаправленно. Хоть я учусь в спецшколе, где всё строго.

— Ты — русский, — парировала она, покачав головой. — Вас много, и вы вместе. Латинос не могут не считаться с вами. Мы же сами по себе.

Глаза ее вдруг опасно сверкнули.

— Русские тоже издевались, Хуан! Потому, что на них я тоже не похожа! Понимаешь? Так что не надо мне тут рассказывать! Ты не я! И никогда мною не был!

Она вскочила, схватила винтовку и дала очередь по мишеням. Не очередь, вру, одиночными садила, но на такой скорости, что в ушах все слилось в один сплошной гул. Клац, клац, клац…

— Я не они, Гюльзар, — попробовал возразить я, когда винтовка замолчала, а она начала возвращать контроль над эмоциями. — Ты же видишь это. И никогда таким не был.

Она молчала.

— И мне нравится, как тебя зовут, — добавил я, улыбнувшись. — Очень красивое имя! Что оно означает?

— Цветник. Сад роз. Не произноси это имя больше, хорошо?

Я отрицательно покачал головой.

— Буду. Впредь. Всегда. — Я поднялся и медленно подошел к ней сзади. — Потому, что ты не права. Больше никто не обидит тебя, Гюльзар. Здесь все свои. Здесь ВСЕ свои! — уточнил я.

— Да что ты знаешь о «своих»! — обернулась и закричала она в лицо, из глаз ее полились слезы. — Что ты вообще об этом знаешь?!

— Знаю!

Я в один шаг очутился рядом и схватил ее в объятья. Так, чтобы жест этот не нес эротизма, но чтобы не успела начать сопротивляться. Она попыталась, но поздно, я уже крепко держал ее. Провел рукой по волосам.

— Тихо, тихо, девочка!.. Тихо!.. Я знаю. Много знаю! А еще вижу. И чувствую.

Она обмякла. Я про себя улыбнулся.

— Ты живешь в собственном мирке, в стенах, которые сама себе выстроила. Отгородилась ими от всех, кому дорога, считая, что так и надо. Только знаешь, ТОГДА они были актуальны, твои стены. Необходимы. ТЕПЕРЬ же они мешают тебе, калечат. Не дают жить. Так нельзя, Гюльзар!

Она слушала, не вырывалась и не перебивала.

— Тебя не обидят, — продолжил я. — Никто. Никогда. А если попытаются — я размажу ту суку о внешнюю створку шлюза! — закончил я с эмоциями. — Веришь? А после Мишель вышвырнет ее на улицу! Потому, что иначе нельзя!

Дети злы, Гюльзар. Жестоки. Тем более в приютах. Здесь же всё не так. И ты пришла сюда, чтоб всё изменилось, чтобы стать сильной. Никого не бояться, никому не позволять смеяться над собой и своим происхождением. Так?

Робкий кивок в ответ.

— Так не бойся же! — закричал я и отпихнул ее. И продолжил кричать, прямо в лицо:

— Они — твоя семья! Семья, понимаешь?! Ты не доверяешь собственной семье! Самым близким людям! Как ты собираешься жить дальше, если сама отталкиваешь тех, кому дорога?

Я пришел сюда почти за тем же — чтобы стать сильным. Чтоб надо мной никто не издевался. Но я ДЕЛАЮ так, чтобы достичь этого. А что делаешь ты? Скрываешься за глупым прозвищем?

Она стояла, опустив голову, душа рвущиеся слезы. Ой, не переборщить бы! Слишком лихо начал!..

…А может так и надо? Так и только так?

— Ты — это ты! Понимаешь? — продолжил я, обретя новые силы. Да, наверное, только так. — Как бы тебя ни звали, какой бы позывной у тебя ни был. И любят они в тебе именно тебя, какая ты есть, а не твою маску.

Так позволь мне помочь тебе! — Я протянул руку, осторожно вытирая влажную каплю у нее на щеке. — Я не дам тебя в обиду, не позволю над тобой смеяться, но мне нужно, чтобы ты помогла мне. Помоги, Гюльзар! Помоги сама себе! — вновь перешел я на крик.

Она расплакалась, разрыдалась, но это были другие слезы. Что-то сдвинулось в ней, треснуло. Ее стены, не дающие идти на сближение с людьми. Пока только треснули, но и это прогресс.

— Пусти нас в свою жизнь, Гюльзар, — закончил я, — и ты увидишь, что всё совсем не так, как думаешь…

И снова притянул ее к себе. Она не сопротивлялась, наоборот, подалась вперед и уткнулась в плечо.

Сколько мы так стояли — не скажу, но долго. Я понимал, что малейшее движение, и все испорчу, и не торопил события. Да и куда мне спешить-то? Она же постепенно пришла в себя, стихла. Успокоилась.

— Хорошо. Я попытаюсь.

И я почувствовал, что победил. Да, это победа, ибо я понял, что могу не только ставить на место таких сучек, как Долорес у фонтана, но и реально помогать людям. Это победа моей веры в себя, а на данном этапе она мне ой как необходима!

— А почему «Маркиза»? — улыбнулся я, решив закрепить успех.

Она отстранилась и смутилась, но только смутилась — негативной реакции не последовало.

— «Ногу убери! Расселась тут, как маркиза!» И матерное слово.

— В приюте? — Мне стало смешно. Ее глаза так же весело блеснули.

— Да.

— А ты?

— А я сказала, что я не маркиза. И прицепилось…

Мы рассмеялись. И смеялись долго, очень долго. У меня через смех выходило все, что скопилось негативного за последние два месяца, у нее…

…А у нее за последние незнамо сколько лет, с момента гибели родителей.

Что ж, мой приход сюда уже оправдал себя — кому-то от этого стало легче. Настроение продолжало подниматься.

— Да, Хуан, наконец мы встретились. — Норма-Августа улыбалась во все тридцать два зуба. — До этого ты не был готов. Теперь же мы начнем наши настоящие тренировки, — сделала она ударение на этом слове.

Я огляделся. Зал вокруг нас был пуст, за исключением красноволосой бестии, сидящей на краю соседнего татами и напряженно смотрящей на нас. Норма заметила мой взгляд и прокомментировала:

— Огонек будет нам помогать. Моя задача — разработать для тебя технику ведения боя, она же будет испытывать ее с тобой в спарринге. У меня не только ты, есть и другие подопечные. — Улыбка.

— Да нет, я понимаю, — покачал я головой.

— Ну, вот и славненько! Тогда к делу. Наша техника не будет тебе доступна никогда, да и не нужна она тебе. Мы будем создавать для тебя собственную, персональную технику, гибридную — и с силовыми, и со скоростными составляющими. Попытаемся использовать плюсы и той и той системы. Это сложный, но интересный процесс. — Она улыбнулась, словно кошка — предстоящие трудности вызывали в ней восторг. — Начнем мы, естественно, с азов, и двигаться вперед будем постепенно, чтобы не мешать, а помогать развитию твоей ноги, — кивнула она на мою коленку. — Поэтому первые занятия не будут носить яркий негативный окрас, который ты видел тогда.

Я непроизвольно скривился, вспоминая ее избиения. Хороший «негативный окрас»!

— Но только пока, имей в виду, — добавила она стали в голос. — После того, как колено придет в норму, пощады не жди. А следовательно, отнесись к занятиям максимально серьезно уже сейчас — ты же знаешь, я не жалею тех, кто забывает уроки.