Владимир Кузнецов - Алхимик

— Как получилось… что ты здесь? — он боится ответа, но все-таки спрашивает. Черт, наверно так же чувствовала себя Анна вчера вечером…

— Я сама так решила. Монашеская жизнь мне не пришлась, с Дулдом так же было полно проблем… Данбрелл не прожил достаточно, чтобы я могла понять, стоит ли продолжать. Но после баронетова дома возвращаться в Западный край уже не хотелось. Через Рейга я вышла на Леклиджем, а тот устроил меня к Д. Мы неплохо друг другу помогли — в накладе остался только Лорд-Хранитель. Хотя он все еще не догадывается об этом.

Картина выстраивается слишком ясная, чтобы оставаться спокойным.

— Ты… — кровь приливает к лицу Сола, в висках начинает тяжело стучать. Алина вздыхает.

— Давай не сейчас. Я не хочу. Мы обо всем поговорим, все друг другу расскажем. Не надумывай того, чего нет.

— Хорошо. Когда ты будешь готова?

— Готова к чему? — в голосе Алины появляются нотки превосходства. — Лэбб и его черномунддирники меня мало волнуют. Второй вопрос — куда бежать? С чем? Денег у меня нет, у тебя тоже.

— Вернуться домой, — хмуро предлагает Сол. Алина качает головой.

— И как ты собираешься это провернуть? Самое главное — где дом? Ты уверен, что он там, в Украине? В этом богом забытом месте?

— Зато Олднон просто-таки залит божественным светом, — Сол не выдерживает. — Это место отвратительно от самой последней хибары до королевского дворца! Грязь, жадность, смерть! Что нам тут делать? Ждать еще одной эпидемии? Пожара? Инквизиторских костров?! Посмотри на меня!

Алина, уже показательно отвернувшись, невольно переводит на него взгляд. Сол шагает к ней, так что лицо попадает в освещенный коптящими свечами круг.

— Я прожил в Украине тридцать лет, — он понижает голос почти до шепота, — без переломов, смертельных болезней, голода. А здесь меньше чем за год я едва не подох от чумы, обзавелся десятком шрамов, мне изорвали и сожгли кислотой лицо и в качестве промежуточного итога — ампутировали ногу. Сколько я еще протяну здесь? Месяц? Полтора?

Алина поджимает губы, бледнеет. Она старается отвести взгляд, но глаза точно против воли возвращаются к изуродованному лицу мужа.

— Думаешь… — в ее голосе звучит апатия, — думаешь, мне было легко? Я здесь уже второй год и только сейчас сумела подняться над грязью, в которую меня окунула чья-то невидимая рука. Ты думаешь, я не хотела вернуться? Не искала пути? Эдик, его нет. Его просто нет. Это все — не иллюзия. Не дурной сон. Это реальность. Самая настоящая реальность, а сон — то, что было раньше. Тот удивительный, спокойный, благополучный мир, в котором мы не знали других потрясений кроме семейных ссор и ожидаемой кончины пожилого родственника. Там было слишком хорошо, слишком уютно. В реальности так не бывает. Нам отсюда не убежать, можешь мне поверить.

Эд молча смотрит на Алину. Ее слова обескуражили его, сбили с толку.

— Послушай себя, что ты говоришь?.. — он протягивает руки, касаясь ладонями ее плеч. Алина вздрагивает, опускает голову, избегая смотреть в глаза. Сол глубоко вздыхает.

— Это бред, болезненный бред. Ты слишком долго провела в плену собственных иллюзий. Посмотри внимательнее. Все здесь — это тени, уродливые, выпуклые тени того, что существует в нашем мире. Чичестеры, Рассветные, Старая Пивоварня, мясник Уиншип… Неужели ты не помнишь? Это все — из книги! Герберт Осбери «Банды Нью-Йорка». Дешевое бульварное чтиво, газетный нуар о старом Манхэттене, который ты подарила мне, когда последний раз ездила в Харьков. Король Чума — герой Эдгара По. Вспомни, мы даже ставили этот рассказик в Днепропетровске в театре у Аты! Аридон Рейг, вечно молодой гедонист, разве ты не узнаешь его имени? Дориан Грей, персонаж любимого тобой Уайлда, как живой. Я таким его себе и представлял. Хотя почему представлял — представляю! Ведь это все и сейчас существует только в наших головах…

— В двух одновременно? — интересуется Алина. — Или кто-то из нас так же плод воображения другого? Кто же? Ты или я? Ты готов признать себя иллюзией, или лучше поспорим, кто из нас настоящий? Нет, Эдик, нет. Все это я уже прошла и прошла давно. Это — не фантазия. Я чувствую усталость, боль, голод и жажду. Время течет вокруг меня, минуты складываются в часы, часы — в дни. Это течение просто и понятно, как и должно быть. Во сне так не бывает. Возможно, наша прошлая жизнь так же была реальной. Все то, что я только что сказала, легко применить и к ней. Может быть. Может, эти миры существуют одновременно, в одной и той же вселенной — или в разных, кто знает? Может быть, события и люди здесь, отражаются в нашем мире и наоборот. В любом случае, мой билет был в один конец. Я испробовала все варианты.

Сол молчит. Он мучительно ищет, что возразить, какие аргументы привести. Трудно противостоять очевидному.

— И что мы будем делать?

Алина смотрит на него. В глазах ее Сол боится увидеть отвращение, но там его нет. Там нет вообще ничего.

— А что должны делать? Если Лэбб и правда решил взяться за нас, то безопаснее, чем дома у Д нам нигде не будет.

— Леклидж говорит, что у Д скоро будут проблемы.

Алина с сомнением качает головой. Слова Эдварда заронили в ней сомнение, и сейчас она искала способ его развеять. Сол невольно улыбнулся — прошло два года, а повадки у жены остались прежними. Человек всегда остается человеком, в какой бы ситуации не оказался

— Я бы не стала верить доктору. Особенно, когда речь идет о Д, — Алина улыбается. Она всегда так улыбается, когда хочет придать словам уверенности.

— Почему? — спрашивает Сол. — Я думал, они друзья.

— Друзья? — Алина фыркает, состроив на лице выражение из разряда «Ну да, конечно!» — Дай им волю, зубами вцепились бы друг другу в глотки. Насколько я понимаю, соперничают они очень давно, но около года назад соперничество стало открытой врждой. Д пыьался подставить Леклиджа, а доктор выкрутился, да еще и украл у Лорда-Хранителя какую-то ценность. Не просто украл, а еще и отдал Лэббу. С того времени этот замечательный треугольник: епископ, министр и колдун, танцует танго, страстный и смертоносный танец.

— Это прекрасно, но что будем делать мы? Лэклидж вытащил меня прямо из пыточной, где весьма убедительный джентльмен задавал мне всякие вопросы. В том числе и о тебе. И местами, сам знал больше чем я.

Сол замолкает, пристально глядя на жену. Та выдерживает взгляд, но в глубине ее глаз проступает растерянность, неуверенность.

— Ты колдунья? На это намекал инквизитор и прямо говорил Леклидж. Может объяснишь?

— Попробую…

— Я бы советовал вам помолчать, доктор! — голос, сильный, но неприятно высокий, болезненно отдается в ушах. Сол удивленно трясет головой. Зрение проясняется. Он сидит в кресле, обтянутом мягким вельветом. В двух шагах стоит Алина, гордо вскинув голову и демонстративно игнорируя пару мужчин, спорящих на гране драки. Комната — не та, где они только что были. Это просторная зала, с высокими стрельчатыми окнами, сводчатым потолком и огромным камином. В камине жарко пылает огонь, окна прикрыты тяжелыми портьерами с золотыми кистями, стены поблескивают шелковыми шпалерами, резная мебель украшена начищенной медью, у дальней стены застыл вороненый готический доспех, сложивший перчатки на крестовине внушительного двуручника.