Генри Олди - Волк

— Айвовой?

— Отлично.

— Пятьдесят один градус.

— Боишься, что я напьюсь? Начну буянить, испугаю твоих гостей?

Старик молча налил водки на два пальца.

— Мне уехать? — спросил Юлий.

— Твое такси улетело.

— Я вызову другое.

— Не надо. Оставайся. Мы рады тебе.

— Ты беспокоишься, папа, — Юлий сделал глоток. Водка обожгла горло. — Я же вижу, ты весь на нервах. В твоем возрасте… Извини, я говорю глупости. Ты не хочешь, чтобы я встречался с твоими гостями? Скажи правду, и через десять минут меня здесь не будет. Без обид, честное слово.

Луций улыбнулся. Это была улыбка человека, принявшего решение.

— Оставайся, — кивнул старик. — Я прокляну тот день, когда выгоню сына из дома. Я не родина, у меня в семье изгнанников нет.

Клоун, подумал Юлий. Это не он, это я клоун.

И окаменел, глядя в небо.

Над холмом, медленней тополиного пуха опускаясь к земле, плыла молния — белая, изломанная, с зубчатыми подпалинами. За молнией, ближе к реке, двигалось облако, похожее на орхидею. Юлий даже не предполагал, что существуют черные, насквозь прошитые серебром облака. Миг, и облако ускорило движение, выбралось на первый план, затмив свет молнии, похожий на первый снег. Они легли на траву, огонь и тьма. Распались на числа, знаки, образы, силуэты.

— Гости, — тихо произнес Луций. — Ты же хотел знать…

Люди шли к веранде. Четыре женщины, одна из которых была молнией, состоящей из чисел и знаков. Четверо мужчин, бывших облаком: черное с серебром. Юлий смотрел на того, кто шел первым. Глоток, еще глоток — водка помогала слабо, верней, не помогала вовсе. Стакан опустел. Трезвей трезвого, Юлий спрашивал себя, правильно ли он поступил, оставшись с отцом, и не находил ответа.

Гай Октавиан Тумидус поравнялся с братом.

— Давно не виделись, — бросил полковник.

— Давно.

— Ты изменился.

— Вряд ли. Ты забыл, как я выгляжу.

— Валерия с тобой?

— Валерия на работе. Я взял отгул.

— Это отец предупредил тебя, что я прилетаю?

Юлий Сергий Тумидус сделал шаг навстречу:

— Нет. Я просто так.

Правильно, уверился Юлий. Я поступил правильно.

— Обнимитесь, идиоты, — подсказал старый клоун.

За трое суток пейзаж за окном опостылел, вызывая глухое раздражение. Квадратный двор, выложенный тёмно-розовой плиткой, пустовал. Лишь в дальнем углу безвыездно скучала пара автомобилей, накрытых грязно-желтым брезентом. Справа, на уровне третьего этажа, тянулся терракотовый отросток галереи, упираясь в соседний корпус. Сквозь трапеции-окна можно было видеть темные силуэты идущих астлан. Над крышей здания торчала сторожевая вышка. По утрам солнце отчаянно слепило глаза, полыхая в ее зеркальных стеклах. Но и в другое время не представлялось возможным рассмотреть, что творится внутри.

Смены караулов Марк вычислил с полной определенностью. Трижды в сутки — 8:23 утра, 16:49 пополудни и 01:03 ночи — четверка охранников проходила по галерее к вышке. Все не как у людей! Даже длительность смен у них разная…

Сдав дежурство, караул покидал вышку каким-то иным путем, не появляясь в галерее.

Двор ограждала пятиметровая гладкая стена с хаотической путаницей «колючки» поверху. За стеной простирался широкий пустырь с чахлыми клочками пыльно-зеленой растительности. Дальше виднелось шоссе, по которому изредка проносились одиночные машины. Километрах в полутора начинались городские окраины; дальше высились многоэтажки — мрачное нагромождение красных и коричневых утесов-параллелепипедов. На горизонте темнел, окутан вечной дымкой, горный хребет. За его горб по вечерам пряталось местное светило.

Больше смотреть было не на что.

Ах, да, еще под окнами располагался просторный вольер для кошек. Он не запирался. Пумы и ягуары, леопарды и оцелоты приходили и уходили, когда им вздумается. Спали или просто валялись на трехъярусных полках-нарах, точили когти о колоды, установленные специально для этого, лениво бродили из угла в угол, время от времени затевая специфические кошачьи игры. Увидев подобную забаву в первый раз, Марк уверился, что питомцы астлан передрались между собой. И подивился, как звери еще не порвали друг друга в клочья. Но вскоре он заметил, что кошки не пускали в ход когти и клыки, да и лапами били не в полную силу.

Звери развлекались.

«Почему пума и ягуар так ненавидят друг друга? — вспомнил Марк любимую пословицу деда. — Потому что они похожи». В Астлантиде пословица не срабатывала, как и многое другое. Часть потасовок заканчивались совокуплением, после чего удовлетворенные партнеры укладывались рядом и засыпали, либо принимались вылизывать друг друга. Зато в отношении самого Марка народная мудрость действовала на все сто. После страшной, бессмысленной смерти Скока былая ненависть к туземцам виделась ему легким раздражением, не стоящим внимания. Временами желание вцепиться в глотку первому же вошедшему астланину, переломать все кости, свернуть голыми руками шею, делалось непреодолимым. Марк сдерживался, хоть это стоило ему чудовищных усилий. Прятать свои истинные чувства, уподобясь каменной статуе — о, в этом унтер-центурион Кнут преуспел за последнее время!

Статус пришельцев более не вызывал сомнений: они были пленниками. Две смежные комнаты с единственным внешним входом; совмещенный санузел — один на троих. Никаких острых, тяжелых и твердых предметов. Кровати и стулья накрепко привинчены к полу. Светильники вмонтированы в стены. Под потолком — черные зрачки видеокамер. Объективы внимательно следили за каждым шагом чужаков. В туалете камер вроде бы не было, и Марк машинально отметил это упущение местных. Как им воспользоваться, он пока не придумал.

Внешние двери были надежно заблокированы. Снаружи дежурила охрана. Когда являлись сотрудники центра, желая наладить контакт с пленниками, их сопровождал эскорт бойцов: двое мужчин и две женщины. Женщины выглядели родными сестрами обер-декуриона Ведьмы: комплекция, повадки, строгий взгляд из-под бровей. Желания связываться с ними, а тем паче с их коллегами-мужчинами, не возникало. Впрочем, даже если бы либурнариям удалось завалить могучую четверку, за дверью ждали еще четверо.

Окна выходили на кошачий вольер не случайно. Выбей бронестекло, изыщи способ — сверзишься с третьего этажа прямиком в гостеприимные когтистые объятия. Рвать беглецов в клочья кошки не станут, как не делали этого во время облавы в деревне, но и уйти не дадут. Придержат до подхода хозяев, дыша смрадом в лицо.

Да и куда бежать, если ты на чужой планете за пределами Ойкумены?

Тем не менее, Марк старательно подмечал, сопоставлял и запоминал всё: расписание караулов, время кормления кошек, когда разношерстная стая живой волной выхлестывала из вольера и текла куда-то за пределы видимости, график прихода астлан в изолированные апартаменты пленников, количество охраны, отсутствие у нее оружия, пустующий по ночам вольер, скудное освещение двора, «мертвые зоны», не просматривающиеся с дозорной вышки…