Генри Олди - Волк

Смутные тени двигались на фоне огня:

— Глаз вытек полностью…

— Удалите остатки. Надо избежать нагноения…

— Разрыв капсулы селезенки…

— …лапароскопия или полостная?..

— Полостная надежнее…

— …он потерял много крови.

— Их группы отличаются от наших.

— Готовьте физраствор…

Голоса теней слились в неясный шелест, сухое шипение песка, текущего с бархана вниз. Из сияния соткался чикчан . Тело человека-змеи потрескивало от искр, голубых, белых и красных, словно где-то в мягкой плоти коротило электропроводку. Искры заменили чикчану узоры раскраски. Он казался бескостным, гибким как гадюка; падение с пирамиды обратило астланина в желе, мягкий студень.

Славный бой, сказал человек-змея. Один против пятерых. Пятеро против пятнадцати. Справедливо. Мы довольны. Мы счастливы. Мы — огонь и пламя. Думаешь, ты убил нас? Наша жизнь бесконечна. Твоя — тоже. Присоединяйся к нам, победитель. Идём.

Жестом чикчан пригласил следовать за собой. Его силуэт начал таять, истончаться. Человека-змею заслонили обеспокоенные тени:

— Нужен иммуностимулятор.

— …недостаточно знаем их иммунную систему.

— Наши препараты…

— …консультанта. Позовите…

— Она пришла в себя? Одиннадцать минут…

— …внезапной атонической комы…

— Ступор, отсутствие реакций на раздражители…

— …зрачкового рефлекса…

В пляске теней извивалась рука чикчана . Только рука, без тела. Звала, манила двинуться вверх по солнечному лучу. Концентрат змеиной природы: опасность, искус, яд, лекарство.

— Не знаю, что с ней было, но сейчас…

— …она в порядке!

— Прошу вас, госпожа Тлахуихпоччётль…

— …что подсказывает ваш диагностический аппарат?

— Говорите проще, доктор. Говорите жестами.

— …иначе она не понимает…

Тени растаяли в волнах могучего сияния. Прилив, отлив; пульс горящего сердца, вырванного из грудной клетки Вселенной. Этот ритм был первоосновой, огненным творцом Мироздания. Творение продолжалось, не останавливаясь ни на миг. Вернулась площадка на вершине пирамиды: полтора десятка доспешных теснили к краю пятерку голых. Рубили и кололи мечами, сбрасывали вниз, на клыки ступеней.

Вниз, а получалось — вверх, к солнцу.

Бессильный скрежет обсидиана по щитам. Чёрный фейерверк: осколки вулканического стекла. Алый фейерверк: брызги крови. И зыбким маревом, миражом в пустыне, проступали вокруг пирамиды, силясь обрести материальность, трибуны колоссального цирка. Бесновалась толпа рабов, требуя зрелищ. Со времен гордого курсанта Катилины, рискнувшего на дуэль, их не кормили такой изысканной потехой.

Вверх или вниз, но пятеро гибли один за другим.

— …травмы, раны?

— Ни одной летальной.

— Причины смертей определены?

— У всех разные. В то же время есть сходство.

— …именно?

— Геморрагический инфаркт головного мозга. Гипертензивный церебральный криз. Транзиторная ишемическая атака…

— …от ишемической атаки не умирают!

— У любого правила есть исключения…

— Что ещё?

— Гипертензивная энцефалопатия. Гемодинамический инсульт…

— Я понял. Во всех случаях…

— …имеют место внутренние поражения головного мозга.

— Погибшие были предрасположены? Артериальная гипотензия? Атеросклероз? Порок сердца? Диабет?

— Молодые, здоровые парни. Прекрасная физическая подготовка…

Они выходили из космического пламени: чикчан, кими, киб, иик, кан. Живые протуберанцы, части воплощенного величия: змея, странник, гриф, ветер, ящерица. Они уже ничем не напоминали людей, но их еще можно было узнать.

Звали, приглашали от чистого сердца.

— Нет!

Да, кивали они. Ну конечно же, да.

— …мы его теряем. Он устал бороться.

— …не хочет больше жить.

— Он заслужил. Но, как ни жаль, мы не можем его отпустить.

— У них очень эффективные препараты. Даже они не справляются…

— Что вы предлагаете?

— Радикальные меры. Ждать опасно.

— Согласен…

Язык лизнул руку. Огненный? — нет, шершавый и влажный. Под боком заворочались, заурчали, устраиваясь поудобнее. В пальцы ткнулось пушистое, теплое. Свет, заполнивший весь мир, разжал хватку.

Сумерки.

Ночь.

У коверного клоуна есть одно принципиальное ограничение. Выступая в паузах между номерами, он должен завершить свой номер в тот момент, когда униформа закончит «стелить новый ковер» — монтировать реквизит. Даже если реприза далека от финала, клоун обязан стремительно «выйти на смех» и сгинуть, уступив место эквилибристу или жонглеру.

Донни Фуцельбаум говорил мне, что это сродни мастерству кулачного бойца, способного бить в любой момент из любого положения. Еще он говорил, что в старом цирке коверного звали Августом — божественным.

— Лучшей кандидатуры, чем вы, я бы не нашла, — сказала старуха, обращаясь к Гаю Тумидусу. — Не сочтите за лесть, я говорю правду. Когда вы собираетесь лететь?

— Завтра, — ответил легат. — Мы стартуем отсюда.

— Рахиль летит с вами?

— Да.

— Кто-то еще из антисов? Группа прикрытия?

— Извините, я не вправе…

— Хорошо. Вы коллантарий, господин Тумидус, один из коллектива. Мне этого мало. Когда вы стартуете, вы снова будете гард-легатом, старшим офицером ВКС Помпилии. Удивлены? Вы восстановлены в расовом статусе и прежнем звании. Полковник умер, да здравствует легат. Все документы подготовлены. Их подпишут до полуночи. Если желаете, можете афишировать восстановление хоть сейчас. Хотя я бы не рекомендовала…

— Почему? — спросил легат.

Вопрос прозвучал без малейших признаков издевки. Полковник умер, тут старуха попала в «яблочко». Возродившись из пепла, легат Тумидус желал обладать всей необходимой информацией: залог успеха перед боевым вылетом.

— Опасаетесь скандала?

Старуха подошла к ступенькам и без спросу налила себе бренди в чистый стакан. Выпила в три глотка, задумчиво пожевала бледными губами:

— Айва? Вкусно. Нет, скандала я не боюсь. Дело в том, что вы вернетесь…

— Если вернусь, — поправил легат.

— Когда вы вернетесь, — с нажимом повторила старуха, — вы вернетесь военным трибуном. Ваш жезл и погоны с семиконечной звездой хранятся у меня в сейфе. Я в курсе ваших шуточек насчет первого консула. Не дождетесь. Из полковников в генерал-полковники — слишком головокружительный прыжок даже для коллантария. Но военного трибуна я вам обещаю. Для начала, авансом. А дальше посмотрим на ваше поведение. Вы, главное, вернитесь.

Юлий хотел указать старухе на противоречие между убежденностью в начале ее монолога и сомнением в конце — и решил помалкивать. Он еще не отошел от потрясения, вызванного картиной гибели империи — последнего дня Помпилии — и восстановления вчерашних рабов. Зябко, подумал Юлий. Знобит. Сходить за пледом? У отца есть пледы: клетчатые, шерстяные…