Валерий Мильгром - Пояс и шлем

Голдин кивнул и сказал, что скоро тоже подойдет туда, чтобы опросить Феррана и Кушнира. Наш доморощенный Пуаро мне этого не доверял, как видно. Я хотел обидеться, но он уже приставал к Чивилису с какими-то очень важными вопросами, и я махнул рукой, повернулся и ушел в Ангар.

У Левы, Жака и двух киберов работа кипела. Лева объяснил, что они хотят сделать основной объем работы до полуночи, немного поспать, пока киберы не доведут ремонт до конца, а в шесть утра встать, прогонять двигатели катера на нескольких режимах и стартовать, когда Челли сочтет нужным.

Я согласился с тем, что это разумный план. Жак вручил мне тест-анализатор повреждений внутренней проводки, а Лева хлопнул по плечу:

— Дерзайте, юноша, если жить хочется!

По ходу дела я опросил Леву и Жака. Ничего нового я не услышал. Они сказали примерно то же, что и доктор. Ночью-де спали, ничего не слышали, ничего не помнят. Утром проснулись, когда Штрайха уже не было на Станции. Лева поехал с доктором на «Мышонке» на поиски Штрайха, как только стало известно, что тот ушел со Станции, не сменив баллоны. Нашел тело Чивилис, когда появилось прохождение, по «спасательному комплексу», а Лева с доктором приехали уже через пять — семь минут. Это было около девяти утра, по бортжурналу можно узнать точнее.

После этого я спросил, что за человек был Штрайх. Были ли у него на Ипполите враги? Какой у него был характер?

Тут Лева немного замялся, а Жак, подумав, сказал, что характером Уве обладал нелегким. Штрайх был очень самолюбив, он постоянно и довольно едко подтрунивал над окружающими, но терпеть не мог, когда задевали его или Натали. Причем не имело значения, действительно метили в него или это ему лишь казалось. Он мог затеять с кем-нибудь стычку из-за совершенной ерунды. Но надо сказать, что в раздраженном состоянии он находился не слишком долго, затем забывал свои обиды и снова становился самим собой — веселым, компанейским парнем. А врагов у него не было, жизнь на Станции приучает людей терпимо относиться друг к другу. И если двое не могут ужиться, они испытывают постоянное давление со стороны остальных и в конце концов выясняют отношения.

Однако я уцепился за слово «стычка», произнесенное Жаком, и вытянул из них, что дня три тому назад Чивилис рассказал какой-то допотопный анекдот, который Штрайх почему-то принял — совершенно безосновательно по мнению обоих — на свой счет, да еще посчитал оскорбленной Натали. И с тех пор они с Чивилисом почти не разговаривали. В общем, Уве был довольно вспыльчив и не очень отходчив, заключил Ферран, но ведь у каждого из нас есть свои недостатки…

Через некоторое время в Ангаре появился Голдин. Минут 20 он покрутился возле катера, потом ушел куда-то в глубину помещения и вернулся оттуда рысью, с горящими глазами.

Потом он влез на катер, походил по рубке, постоянно натыкаясь на кого-либо из нас, и принялся, размахивая руками, донимать Леву и Жака.

Сначала он выяснял, как прошел вчерашний день, причем требовал побольше подробностей и постоянно интересовался, не упустили ли они что-нибудь важное. Его мнимую стеснительность как рукой сняло. Это был какой-то новый Голдин. Я уже был не рад, что посоветовал ему искать разногласия в показаниях: уж больно ретиво он взялся за дело. От вчерашнего дня он перешел к ночи и утру. Он суетился, постоянно говорил под руку, отвлекал. И при этом все же время от времени вспоминал о своей стеснительности, что придавало дополнительный комический оттенок происходящему. Хотя Леве, которому он невзначай запорол плоды получасовой работы, подозреваю, было не до смеха.

В общем, Голдину удалось крепко надоесть всем и даже мне самому, так что я хотел уже потихоньку от Феррана и Кушнира цыкнуть на него, но вдруг Ангар вздрогнул от подземного удара, раздался ужасный скрежет металла, и Лева, оттолкнув нас, выкатился из катера и бросился к пульту управления Ангаром. Пока мы вылезали из катера, он накрыл Ангар силовым полем и связался с Куполом…

Ипполита. 16 мая. 20:35–22:45 СГВ

Лино Челли

Надо сказать, что этот маленький толстяк за рекордно короткий срок успел надоесть всем старожилам Купола. А Челли, который первым был вынужден испытать на себе его манеру задавать дурацкие вопросы, естественно, первым был выведен из себя. Казалось бы, выяснил все, что тебе нужно, записал ответы, сложил кристаллоскопии в свой замечательный сиреневый саквояж — все дела! Уве не вернуть, случай ясный, СГБ тут делать нечего. Ну так помоги людям, столько работы… Но нет! Надо трепать людям нервы, требовать с пеной у рта ответа на животрепещущий вопрос: как и где хранится ридолит! Да какая тебе разница, как он хранится, если его на Базе вот уже полтора месяца никто и в глаза не видел? Ведь добычу позапрошлого месяца давно отправили на Кольцо, а в этом пока так и не смогли попасть на Рудник… (И, видимо, уже не сможем, вдруг подумал Челли.) Какое вообще дело СГБ до личных отношений между персоналом Станции?! Неужели надо быть семи пядей во лбу, чтобы определить, несчастный ли это случай? Неужели придется доказывать таким вот узколобым, что на Станции нет и быть не может убийц, хотя за год отношения между людьми часто претерпевают самые различные метаморфозы…

Не говоря уже об абсурдности самой идеи убийства Уве, способ, которым это убийство якобы было совершено… Да попробуй, наконец, сам устроить камнепад, если кого-то в этом подозреваешь! Тогда уж наверняка остынешь!

Следом за Челли еще одному допросу был подвергнут доктор Сайто (второй представитель СГБ — рыжий верзила Моррис — ушел в Ангар, по-видимому, чтобы убедиться в отсутствии ридолита на складе и допросить Кушнира и Феррана). И он, несмотря на всю свою деликатность, выглядел совершенно ошеломлённым наглостью этой усатой ищейки. Потом настала очередь Чивилиса и Натали. Все это время толстяк со своим саквояжем путался под ногами, хватал за рукава, лживо краснел, особенно когда Натали расплакалась, но и ей умудрился задать массу кретинических, не имеющих никакого отношения к делу вопросов. Ему жизненно необходимо было знать, например, кто во сколько встал и кто кого видел утром…

Потом он убежал в Ангар, и минут на двадцать под Куполом стало поспокойнее.

И тут последовал новый мощный толчок. Затем серия менее сильных, но тоже весьма ощутимых. Опять с отрогов Большого Когтя пошли лавины. Сразу же отказала аппаратура нуль-связи. Сейсмодатчики один за другим зашкалили и вышли из строя. Лино схватился за голову: Станция еще не готова к эвакуации, катер не оттестирован и до утра, очевидно, не взлетит! И в довершение ко всему по Станции ходит маленький толстый идиот и активно мешает всем работать… Мама миа, и не знаешь даже, за что хвататься!