Виталий Вавикин - Лунный блюз

Но он понимает. Он не будет сидеть, сложа руки.

Служебная машина остановилась, и Эпплтон поднялся в свой офис. Тысячи дел, заведенных на последователей Саймона и Донны захламляли пол приемной. Два десятка проверенных агентов изучали и дополняли личные дела, вели картотеку, подмечали детали и докладывали Эпплтону. Докладывали, докладывали, докладывали…

Сев за стол, Эпплтон открыл папку с личным делом Стефана Френо. Агенты вычислили, что он был одним из первых. Люди собирались вокруг него, слушали его и шли к Саймону. Преимущественно это были шлюхи и разведенные женщины. «С тебя мы и начнем, милок», – решил Эпплтон.

Агент Харр вошел в офис через тридцать секунд после вызова. Получив указания, он отправился на неспокойные улицы Селены. Первый дом, в двери которого он постучал, был пуст, и на газоне висела табличка «Продается». Харр вычеркнул фамилию владельца из своего длинного списка. Еще один дом и еще одна вычеркнутая фамилия. Харр не отчаивался. Деньги всегда решают любые проблемы. Он позвонил Блэр и договорился встретиться в кафе «Полночь». Женщина опоздала на четверть часа.

– На улицах черт знает что! – сказала она, заказывая ванильное мороженное и двойную порцию водки.

– Рад, что ты все еще с нами, – сказал Харр.

Она подняла на него темные, лишенные выражения глаза.

– Что происходит, ищейка?

– Черт знает что, – признался Харр.

– Считаешь, стоит уехать из города?

– Если только ты не хочешь немного заработать.

– Заработать? – Запах денег родил в томных глазах алчный блеск. – Кого я должна продать? – Харр положил на стол папку с личным делом Френо. – Кто это?

– Надеюсь, после того, как ты поработаешь над ним – пустое место.

– Что я должна делать?

– Что и обычно. Подлог, дезинформация…

– Это я люблю, – улыбнулась Блэр.

Харр рассказал о семье Томаса и Эн Вотсон.

– Ты должна заставить этих идиотов поверить, что Френо утаивает от них деньги и ведет двойную игру.

– Они убьют его, Харр.

– Одним идиотом меньше.

Они засмеялись.

– Оставь землю свою и родных своих, и иди в страну, которую я укажу тебе! – слышал Френо свой собственный голос, и десятки женщин внимали ему. – Народ Селены! Заклания и жертвы не мне приносили вы, а идолам, которых вы создали себе для поклонения…

– Мы всего лишь шлюхи в твоих руках! – выкрикнула из толпы Блэр.

– Небеса – мой престол, а земля подножие мое, – говорил Френо, вернее слышал, что говорит. – Какой дом вы построите мне? Или где место покоя моего? Не моей ли рукою сотворено все это?

– Ты лжец! – закричала Блэр. – Я продала свой дом и отдала тебе все деньги, а ты утаил их!

Толпа загудела.

– Вот вижу я небеса разверстые…

– Ты воспользовался мной! – вошла в раж Блэр. – Мной и моей подругой! Ты взял наши деньги, овладел нашими телами! – Рев толпы перекрывал голос Блэр, но она не останавливалась. – Моя подруга покончила с собой сегодня утром, не в силах вынести унижения, которое ты учинил над ней!

Женщины обезумели. Они схватили Френо и поволокли по улице. Они разрывали его, раздирали на части.

– Остановитесь! – кричал Френо.

Тонкий каблук воткнулся ему в грудь. Еще один каблук выбил глаз. Крики мужчины затихали слишком быстро. Он умирал или уже был мертв. Блэр улыбалась, пробираясь сквозь толпу в темную подворотню. Ей не было дела до этих безумцев.

– И начались аресты, – сказал Баррис. – Агенты Эпплтона ходили от дома к дому, арестовывали всех наших братьев и бросали в тюрьму. Я спасся благодаря тому, что вовремя уехал из Селены.

– А как же Саймон и Донна? – спросил Маню.

– Их агенты не трогали. Боялись, наверное, превращать их в мучеников.

Они заказали еще пива.

– Я видел, как ты подчиняешь себе людей, – сказал Маню. – Знаешь, когда-то я тоже практиковал нечто подобное, но по сравнению с тобой, все мои потуги были не более чем детской шалостью.

– Я никого не подчиняю себе, – возразил Баррис.

– Но люди идут за тобой!

– Не за мной, а за тем, что внутри меня.

– Не важно. – Маню положил на стол четыре пачки перетянутых резинкой красных купюр. – Это все, что у меня есть.

– Раздай их бедным.

– Ты не понял. – Маню облизал пересохшие губы. – Я уже больше недели следую за тобой, и знаешь, думаю, настал день просить тебя. Дай же и мне эту власть, чтобы все, на кого падет мое внимание, следовали за мной.

Лицо Барриса побагровело.

– Пусть сгинут твои деньги вместе с тобой самим! Думаешь, этот дар можно купить? Глупец! Раскайся и моли простить тебе помыслы твои! Может быть, тогда ты станешь таким же, как те люди, что ждут меня за дверьми этого бара – без зависти, без злобы и греха…

– Надеюсь, этого никогда не произойдет со мной, – сказал Маню, забирая деньги, а ночью, темной и снежной ночью, люди в черных одеждах пришли в его дом. Высокая, рыжеволосая женщина, сбросила с себя одежду и обняла его.

– Возьми же меня, Маню! – прошептала она, прижимаясь к нему своей полной грудью. – Возьми и стань одним из нас.

Маню оттолкнул ее. Пара мужчин схватила его за руки. Пришедшие с ними женщины сорвали с него одежду.

– Нет! – заорал Маню.

Тело его вспотело, стало скользким. Кисти выскользнули из цепких мужских рук. Маню выскочил на улицу и побежал прочь. Холод обжигал обнаженное тело. Ноги онемели. Взобравшись на высокий холм, Маню обернулся. Оранжевые языки всепоглощающего пламени лизали крышу его дома, вырывались из разбитых окон, пожирали стены.

– Мы найдем тебя! – прокричала высокая женщина с подножия холма.

– Как бы не так, – прошептал Маню, скрываясь за стволами уродливых, лишенных листвы деревьев. – Как бы не так…

Гарри Шоу был импотентом. Идущий в Иях поезд размеренно стучал колесами. Гарри задернул шторы и достал из чемодана порножурнал. Обнаженные женщины были красивыми и ненастоящими, словно куклы. Крепкие, мускулистые мужские руки сжимали их тела. Гарри прочитал оглавление и открыл страницу с лесбийской сценой.

– Понимаешь ли ты, что читаешь? – спросил у Гарри мужчина с соседней койки.

– Как мне понять? – горько улыбнулся Гарри. – Разве что кто-нибудь объяснит мне.

– Может быть, – улыбнулся незнакомец и протянул руку. – Я Брэндон Филдс из Селены.

– Гарри.

– Ты читал Исайю, Гарри?

– Нет. – Он смущенно убрал порножурнал в чемодан.

– Пророк писал: «Как овцу на заклание вели его, и, как ягненок перед стригущими его, безгласен, так и он не открывал уст своих. Его унижали и отказывали ему в правосудии. И никто не сможет рассказать о его потомках, ибо жизнь его на земле закончена».

Гарри вздрогнул.

– Скажи, – попросил он, болезненно поджимая губы, – о ком говорит пророк: о себе или о ком-то другом?