Виталий Вавикин - Лунный блюз

– Ты сумасшедший! – воскликнул Фест, хотя Эпплтон все еще продолжал говорить. – Большая ученость свела тебя с ума!

– То, что я говорю, правдиво и разумно, – возразил Эпплтон. – Харр хорошо знает дела подобного рода, и я могу свободно говорить с ним. И я уверен, что ни одно слово не ускользнуло от его внимания, ибо все это происходило на виду у всех. Харр! Веришь ли ты моим словам? Знаю, что веришь, – Эпплтон замолчал, и какая-то странная тишина повисла в зале суда.

– Думаешь, – сказал Харр, – меня так легко убедить стать одним из вас?

– Не важно, легко это или трудно, – ответил Эпплтон. – Но я молю Бога, чтобы не только ты, но все, кто меня слушает сегодня, стали такими как я… Каким я был, пока на меня не надели цепи.

И снова тишина и молчание.

Ночь. Долгая бессонная ночь. Харр, Фест, судьи и многие другие высокопоставленные лица.

– Эпплтон не сделал ничего, заслуживающего смерти или наказания, – слышит Харр чей-то голос.

– Он всего лишь безумец, – еще один голос.

– Или мудрец.

– Но кандалы нужно снять.

– Да, пожалуй…

Молодой майор стучит в дверь, подходит к Фесту и что-то шепчет ему на ухо.

– Патруль обнаружил тело Клеи Райт, – говорит судья Харру, так, чтобы никто, кроме них не слышал этих слов.

Харр молчит.

– Судя по всему, – продолжает Фест, – ее забили до смерти в части города, контролируемой людьми Эпплтона. Безумцы!

– Кого забили до смерти? – спрашивает судья, сидящий рядом с Фестом.

Фест смотрит на Харра, и Харр говорит:

– Клею Райт.

Новость разносится среди присутствующих. Сначала шепотом, затем гулом и какими-то ненужными возмущениями.

– Это всегда будет с нами, – тихо говорит Харр.

– Я не причастен к этому, – шепчет Фест.

– Ты читал Послание Иакова? – спрашивает отрешенно Харр.

– Нет, – говорит Фест.

Харр смотрит на него стеклянными глазами и говорит:

Иаков писал: говори и поступай, как человек, который будет судим по закону, дающему свободу. Ибо суд Божий будет безжалостен к тому, кто не знал милосердия.

– Ты говоришь про Клею Райт? – спрашивает Фест.

– Я говорю про всех нас, – говорит Харр. – Про всех нас…

Какой прок, если кто-то скажет, что верует, но не совершает добрых дел? Такая вера ведь не спасет его, не так ли?

Если брат или сестра нуждается в одежде или пище, и кто-то из вас скажет ему или ей: «Ступай с миром. Живи в тепле и сытости!», но не дадите ему или ей, того в чем они нуждаются, то какой же прок от этого?

Точно так же, если вера не сопровождается достойными делами, то сама по себе она мертва.

Но кто-то может сказать: «У тебя вера, а у меня дела! Покажи мне твою веру. Она ни в чем не проявляется! Я же покажу тебе мою веру, которая видна в моих делах!»

Ты веришь в то, что Бог – един? Прекрасно! Даже бесы верят в это и содрогаются.

Соборное послание Иакова 2:14 – 2:19

Старый, проржавевший до основания автобус, съехал на обочину и остановился. Торможение было экстренным, и вещи пассажиров полетели с верхних полок на головы своих владельцев.

– Что за… – выругалась сидевшая рядом с Баррисом женщина, сонно оглядываясь по сторонам. За окном, купаясь в ночной мгле, простиралась гористая местность.

Голос водителя успокаивал взволнованных пассажиров, уверяя, что ничего страшного не случилось.

– Это всего лишь колесо! Сейчас поменяем и поедем дальше.

– Вот так всегда! – сказала Баррису женщина. – Сначала говорят, что ничего не случилось, а потом тупо молчат и разводят руками. – Она поднялась на ноги, достала пачку сигарет и вышла на улицу.

Вернулся водитель и, обратившись к мужской половине, попросил помочь ему демонтировать колесо.

– Это надолго! – сказал кто-то из пассажиров.

Люди поднимались с кресел и складывали упавшие с полок вещи на прежнее место.

– О, Боже, мой чайный сервис! – звенел женский голос.

– Мои фотоаппараты! – возмущался мужской.

– Разойдитесь! Разойдитесь все! – кричал прыщавый подросток, заглядывая под кресла. – Вы не могли бы поднять ноги? У кого-нибудь есть фонарик?

– Какого черта ты тут ползаешь? – прогремел седеющий крупный мужчина, когда прыщавый подросток заглянул под кресло, на котором сидела его жена. Он поднял подростка за шиворот и встряхнул за плечи. – Ты что, извращенец? – Большой кулак сжался возле сального, вздернутого носа. Глаза подростка под толстыми линзами очков суетливо бегали из стороны в сторону.

– Змея, – тихо простонал подросток.

– Что?

– Я вез в банке змею.

– Змею? – Мужчина выругался, и, схватив жену за руку, потащил ее к выходу.

Набившиеся в автобус люди тревожно загудели.

– Что за змея? – спросил кто-то подростка.

Какая-то женщина завизжала, увидев закругленную голову, поднимавшуюся над коленями Барриса. Тонкое тело с желтыми продольными полосами обвивало его ноги.

– Пожалуйста, не двигайтесь! – начал было подросток. – Она еще очень молодая и…

Маленькие зубы впились в руку Барриса. Несколько женщин взвизгнули и упали в обморок. Схватив змею, Баррис выбросил ее в окно. Пассажиры столпились вокруг него, перешептываясь и давая советы. Вернулся водитель.

– Можно ехать, – сообщил он, увидел собравшихся вокруг Барриса людей и спросил, что происходит.

– Все в порядке, – заверил его Баррис. – Все в полном порядке…

До Иера оставалось сорок километров.

В дверь постучали – осторожно, застенчиво.

– Пойду, открою, – сказала Марша.

На пороге стоял Даун, и глаза его блестели от слез.

– Я искупил свою вину, – сказал он, вставая на колени.

«Обними его, – услышала Марша голос в своей голове. – Обними, потому что ему нужно прощение. Нам всем нужно прощение».

Ангер вышел к ним и сказал, что лучше войти в дом.

– Там тепло и тихо, – сказал он, поднимая Дауна с колен.

– Почему меня хотят убить? – спросил Даун.

– Никто не хочет тебя убить.

Даун рассказал о Лео.

– Он просто напуган, – сказал Ангер. – Я тоже был напуган, когда впервые почувствовал, что со мной что-то происходит. Но все это прошло.

– Мне страшно, – сказал Даун.

– Я горжусь тобой, – сказал Ангер.

Марша заварила чай и поставила на стол мед.

– Тебе нужно согреться, – сказала она Дауну. – Нам всем нужно согреться. – Она прижала руки к своему животу, чувствуя, как ребенок шевелится внутри.

Взгляни на мир глазами Барриса.

Автобус останавливается, и ты говоришь, что тебе пора выходить.

– Кто ты: пророк или демон? – спрашивает водитель.

Ты оборачиваешься и видишь тот же вопрос в глазах пассажиров. Скажи им, что тревоги скоро закончатся.

– Я бы хотела пойти с тобой, – говорит женщина, с которой ты ехал из Ияха.