Михаил Шуваев - Лунная соната

— Эта проблема испортила крови многим физикам в двадцатом веке: с одной стороны, обе уважаемые теории верны, но с другой — налицо классическая проблема ужа и ежа, преследующая физиков несколько столетий.

Моралес замолчал, сделал большой глоток пива и посмотрел на часы:

— О-о-о! Господа, мы можем и дольше подискутировать, но мне надо бы поторапливаться…

— Еще буквально пара вопросов, профессор. Вы сказали, что не общались с покойным. А нам известно, что на конференции в Буэнос-Айресе вы с ним сильно поспорили.

Моралес совершенно не смутился:

— Какое же это общение? Он выступил в одном ключе, потом я с трибуны выступил, категорически с ним не согласившись. Это обычный диспут на научном форуме. А общения никакого не было.

— И даже после конференции?

— И даже после.

— Понятно. И последнее. Принимали ли вы участие в научно-исследовательских внеземельных экспедициях?

— А какое это имеет отношение к делу? — сильно удивился Моралес. — Какая разница — принимал, не принимал?..

— И всё же, профессор.

— Да, принимал, — пожал плечами латинос. — В двух ближних — на Умбриель и Тритон и одной дальней — в район созвездия Весов.

— Ого, вы участвовали в той самой экспедиции на Брахиум в сектор «Пустырь»? Кажется, она называлась «Галактическая восемьсот пять».

— Верно, «Галактическая восемь сотен пять», — кивнул головой Моралес.

— И в качестве кого? — слегка подался вперед Ричард.

— Лучше бы не участвовал, честное слово, господин Сноу. Такого там нахлебались — на десять жизней хватит! А занимал я пост заместителя начальника экспедиции по научной части, — покачал головой Моралес. — У вас все, господа? Тогда, ради бога, извините, я пойду, а то на секцию опоздаю, где мне выступать с содокладом.

Ричард хотел задать еще вопросы, но, посмотрев на часы, отказался от этого и согласно кивнул головой. Энрико Моралес поднялся, пожал руки вежливо привставшим офицерам и направился к выходу. По пути он подошел к официанту и, кивнув на столик, за которым продолжали сидеть Ричард и Барт, стал расплачиваться. Сноу, поняв, что он и за них хочет заплатить, поднял руку и отрицательно покачал пальцем. Моралес заметил и, пожав плечами «Как хотите», скрылся за дверью.

— Теперь ясно, что Моралес в совершенстве умеет обращаться со скафандром, но что это нам дает? Пока ничего, капитан. Двое свидетелей — Вердей и Лосев — вряд ли изменят показания.

Хэлвуд молча отодвинул пустой стакан. На столе завибрировал МИППС. Он взял его в руки, посмотрел на экран и включил:

— Здравствуйте, профессор Нортроп, слушаю вас.

— Здравствуйте, э-э-э…

— Капитан Хэлвуд.

— Да, Хэлвуд, капитан. Извините, что не смог сразу отозваться на ваши звонки, но тут столько дел, что я даже…

— Профессор, не могли бы мы с вами встретиться прямо сейчас? — немного резковато перебил его начальник охраны.

— Сейчас? Право не знаю, заседание… Хотя ладно. — На экране было видно, как Нортроп взглянул на часы. — У меня есть минут тридцать. Где я вас могу найти?

— В лобби-баре «Хилтона».

— О, это совсем рядом, сейчас буду.

Ричард подозвал официанта и заказал себе и Барту по чашечке кофе.

— Капитан, всё хочу вас спросить. При таких затратах на содержание каждого человека, и здесь и в ресторане «Сателлита» посетителей обслуживают люди, а не дроиды. Почему такая расточительность?

Барт с интересом взглянул на Ричарда.

— «Хилтон» вряд ли откажется от официантов — «noblesse oblige», [18] Положение обязывает (фр.). как говорят, а вот относительно «Сателлита» вы в точку попали: на будущий год официантов заменят дроидами — слишком накладно для отеля среднего уровня. В любом случае, когда много посетителей, к обслуживанию привлекаются дроиды. Помните, мы с вами встречались за ланчем с Вердеем и Лосевым в перерыве между заседаниями, когда в ресторане яблоку негде было упасть? Нас ведь дроид обслуживал.

— И то верно, — согласился Ричард.

Буквально через три минуты в зал бара зашел экстравагантно одетый невысокий крепкий мужчина средних лет с копной густых длинных волос, выбивающихся из-под легкомысленного берета. Одет он был в темные брюки, коричневые лакированные ботинки и клетчатый клубный пиджак, из клапана которого торчал нарочито небрежно скомканный красный платок. Общую картину художественного беспорядка завершали бежевый шелковый платок на шее, длинная резная трость с золотым набалдашником и белые перчатки на руках.

Быстрым шагом Нортроп, а это был, несомненно, он, подошел к столику, за которым продолжали сидеть офицеры, и, молча кивнув обоим, отодвинул пластиковый стул и сел. Появившийся за его спиной официант принял заказ на чашечку горячего шоколада и малиновый бисквит с глазурью. Отослав официанта, он поставил трость, прислонив ее к спинке пустовавшего стула, стянул перчатки и бросил их на стол.

— Я весь внимание, господа!

Ричард и Барт переглянулись и слово взял Сноу:

— Профессор, я, Ричард Сноу, и капитан Хэлвуд уполномочены вести дознание по факту гибели Сирилла Белла. В связи с этим вынуждены задать вам несколько вопросов.

— Прошу вас, господа, я в вашем распоряжении.

— Хорошо. Вы знали профессора Белла?

— Разумеется!

— Как близко вы его знали? Вы дружили или ваше общение с ним ограничивалось встречами на симпозиумах вроде этого?

— Нет, близко знакомы мы с ним не были. — Нортроп слегка отклонился в сторону, давая возможность гарсону расставить на небольшом круглом столике чашечки с кофе и шоколадом, блюдечко с бисквитом и сахарницу с торчащими из нее стальными щипчиками. — Так, обменивались мнениями на диспутах, иногда вступали в полемику в научных изданиях, но чтобы знать его близко… нет, такого не было.

— Что вы думаете о гибели профессора?

— А что я должен думать? Очередная выходка немного экстравагантного ученого, которая закончилась несчастным случаем, только и всего, — пожал плечами Нортроп и налег на бисквит.

Ричард поднял одну бровь:

— Только и всего? А какие такие другие выходки позволял себе профессор?

— А вы что, не знаете? В Буэнос-Айресе не так давно…

— Эту историю мы знаем, доктор Нортроп.

— Ну вот видите!

— А еще, — не отставал Ричи. — Еще что было, постарайтесь вспомнить!

— Ну-у-у… — протянул Нортроп, пытаясь вспомнить, и положил ложку на опустевшую тарелку. — Может быть, больше таких эпатажных эскапад и не случалось, но каждое выступление профессора сопровождалось… Как бы это…

— Скандалом? — подсказал Барт.

— Нет, скандалом это чаще заканчивалось, а сопровождалось скорее поучениями профессора Белла, которые не всем кандидатам и доцентам нравились. А профессорам с именем и подавно.