Маргарита Бурсевич - Мечта капитана

Это он сейчас о чем вообще?

-Конкретизируйте, пожалуйста.

-Вы не однократно упоминали её присутствие на первом допросе. Так вот я считаю, что там не было никакого подозрительного умысла, всего лишь обычное женское любопытство. Тем более, что я сам дал ей разрешение там быть, в благодарность за отлично выполненную работу. Я, часто позволяя своим служащим удовлетворить свои маленькие, незначительные в общей системе прихоти, это стимулирует их к более активной и плодотворной работе.

-Для чего тогда нужен военный устав на вашем судне?

-Устав никто и не отменял, и служба регламентируется стандартными служебными инструкциями. То, о чем я говорю, это поощрение вне служебных обязанностей.

-Как Вы в таком случае объясните, ее вмешательство в процессе извлечения устройства, которое им удалось пронести с собой?

-Смотрите пункт чуть выше - "я доверяю ее суждениям", - снисходительно приподнял он бровь. - Она техник и кому как не ей было разъяснять возможные последствия по изъятию технических средств неизвестного нам принципа действия.

-Доктор Эбот, давая показания, обратил свое внимание на то, что лейтгард Доз излишне эмоционально отнеслась к процедуре извлечения.

-Ничего, на мой взгляд, удивительного в этом не было. Что сейчас, что тогда нам неизвестно, что это за механизм. Значит, всегда есть вероятность того, что это могло быть элементарно опасно.

-Но Вы же, решили рискнуть судном и командой, почему тогда остановились по ее просьбе?

-Лейтгард Доз обратила мое внимание на то, что риск, на который я готов был пойти не стоит результата, так как устройство, о котором идет речь в любом случае изучить бы не удалось и потому эту процедуру было решено отложить до прибытия в порт, дабы иметь больше, как человеческих, так и технических ресурсов.

Я всегда знала, что капитан хитрый лис, но впервые лицезрела его способность изворачиваться. Окинув зал заседания быстрым взглядом, поняла, что все то представление, которое устроил здесь Хоукс прошел мимо совета. Люди, которые должны были решать судьбы других, откровенно скучали. Кто-то бесцельно перебирал бумаге на столе перед собой, другие бездумно оглядывали находящихся в помещении людей. У такого отношения к судебному процессу может быть только одна причина - приговор уже известен. Как бы капитан Хоукс сейчас не старался, и какие объяснения не предлагал бы, это уже ничего не изменит. Решение принято.

Капитан, покидая трибуну, бросил на меня взгляд, который кроме как прощальным назвать было сложно. Он тоже все увидел и все понял. В ответ я лишь дернула плечом, ничего нового я для себя не узнала.

Потом еще многих вызывали для дачи показаний, некоторых я вообще видела впервые и искренне недоумевала, что они могут рассказать о случившемся. Хоровод лиц, голосов, новых поразительных фактов, заявлений, абсурда. В любом случае я больше не слушала, апатия как морской прилив накатывала волнами и не давала продохнуть.

Единственный момент, который привлек мое внимание и заставил встряхнуться наступил, когда военный прокурор огласил ряд улик, приобщенных к делу. Помимо моего компьютера, через который я вела наблюдение за камерой пленных, были видеозаписи сделанный на борту в период пребывания на нем скандинавов.

Транслирующееся видео на центральную панель голорафического экрана стало гвоздем программы, даже спящие судьи встрепенулись и, проявив жадное любопытство, всматривались в изображение. Сначала я удивилась такому ажиотажу, а потом осознала, что им интересны не события, а непосредственные участники, а точнее исключительно таинственные скандинавы. Еще бы столько слышать о них и получить возможность воочию увидеть, ради такого стоило томиться в душном судебном зале.

Даже подумать не могла, что со стороны все могло выглядеть именно так. События, заснятые на видеоноситель, изумили даже меня, находящуюся там непосредственно. В день захвата скандинавского корабля, Ирван, пока я чинила раскуроченный Владом аппарат, пожирал меня глазами как нечто ценное, давно потерянное и неожиданно нашедшееся. Его взгляд можно было расценить не иначе, как узнавание. Он следил за моими действиями, передвижениями и пытался поймать глазами мой взгляд. Невероятная гамма эмоций прошла по его лицу: шок, жадный интерес, и решимость. Он быстро взял себя в руки и, вернув лицу нейтральное выражение, отрывисто кивнул своей команде. Те, заметив его интерес, тоже обратили на меня внимание. Обычно я всем телом чувствую чужой взгляд, но я совершенно не помню ощущения дискомфорта, во время событий того далекого вечера.

Картинка сменилась, и вот я уже стою впритык к незнакомому мужчине, завороженно глажу его по руке. Я хорошо помню свое состояние, когда внутри появляется чувство соприкосновения с чудом, но вот как при этом воспринимал мое нахождение в непосредственной с ним близости, сам скандинава даже не подозревала. А он в это время, ласково глядя на меня, улыбался, так как будто я сама чудо. Почему я тогда не заметила, сколько нежности в его глазах смотрящих на меня? Почему я рада такому открытию? Почему только сейчас?

Пока я гоняла тысячи вопросов в своей голове, запись крутилась дальше. И из размышлений меня вывел негодующий общий вздох. Подняв глаза на экран, я с неверием смотрела на экран.

Там транслировалась запись нашего ночного разговора, кода он пробрался тенью в мою спальню. Она, видимо, была сделана службой слежения в обход инструкции о запрете на наблюдение за членами команды. Конечно, за это их по головке не погладят, но в виду особых обстоятельств, эта запись станет центральным доказательством моей причастности. Уже не важно, что я сделала, теперь важнее то, что я НЕ сделала. А ведь я не доложила об этом происшествии и тем самым скрыла необычные возможности скандинавов, поставив под угрозу операцию и членов команды. И как сильно я бы не верили в то, что Ирван причинит кому-либо вред, я обязана была поставить капитана Хоукса в известность. Ни один адвокат не сможет оспорить приобщение этого видео к делу, прокурор этого не позволит. Тем более что моя вина превышает по значению, то отклонение от устава благодаря которому запись была сделана.

Не смотря на то, что и без остальных показаний и улик было уже достаточно для признания моей вины, видео с последнего допроса тоже поставили.

Я уже не следила за событиями, я жадно всматривалась в лицо мужчины, заснятого на видеоносители. Резкое волевое лицо, способное светиться нежностью. Большие руки с длинными пальцами, которые так ласково гладили меня по волосам. Ненавязчиво и плавно приближался он ко мне, постепенно завладевая моими мыслями и поступками. Интересно, подходит ли под его способности слово "околдовать"? Он обещал вернуться за мной, значит, буду ждать, и плевать на то, что происходит сейчас.